Большое зло и мелкие пакости

— Когда у сцены началась толчея, я ящик тихонько за штору задвинул. Саша, охранник, ко мне вплотную стоял, и моих маневров никто не заметил. Я решил, что, если его с глаз убрать, Тамара про него точно забудет. Она и так, бедная, все время в туалет бегала. От нервов, как это моя мама называет. И точно забыла.

— Куда бегала? — переспросил Никоненко.

— В туалет. Не то чтобы я за ней следил, но она все время попадалась мне на глаза.

— Дмитрий Юрьевич, — капитан посмотрел министру в глаза, — вы задвинули ящик за штору до торжественной части или после?

— После, — сказал Потапов уверенно, — когда все со сцены спускались.

— А во время торжественной части он был на сцене?

— Не знаю. Я не смотрел. Наверное. Где еще ему было быть?

— К сцене кто-нибудь подходил, когда вы там сидели?

— Конечно. Тамара носилась, как обычно.

— А еще?

— Не помню, капитан. Я думал, как бы мне устроить, чтобы записка не попала к Дине. Не вытаскивать же ее на глазах у изумленной публики!

— Тамара дружила с Диной?

— Что?

— В школе Тамара дружила с Диной?

— Девчонки вообще с ней не особенно дружили, — сказал Потапов, пожав плечами, — и Тамара не дружила. За Тамарой ухаживал Вадик Уваров, они, по-моему, сразу после школы поженились, а Динка просто так, для смеха, хотела его отбить. У нее это даже получилось на некоторое время. Вадик за ней потаскался-потаскался и вернулся к Тамаре. А какое это имеет значение?

Во время торжественной части ящика с записками на сцене не было, а Потапов его спрятал, когда спускался со сцены. Это значит, что к концу вечера он там появился.

Следовало немедленно найти Тамару Селезневу, бывшую Борину, бывшую Уварову.

И еще красотку Дину.

— Дмитрий Юрьевич, — сказал Никоненко, поднимаясь, — ваши планы относительно Сурковой не изменились?

Лицо у министра по делам печати и информации стало деревянным.

— Что это означает?

— Все остается по-прежнему? Днем у нее дежурит сестра, а по вечерам приезжаете вы?

— Да.

— Пожалуйста, — тон у капитана был странный, — не оставляйте ее одну. Ни на минуту. Проследите за этой самой сестрой, чтобы она никуда не отлучалась. И сами вечером не выходите.

— Все так серьезно? — протянул Потапов.

— Да, — сказал Никоненко. — Очень.

* * *

До Тамары Селезневой, бывшей Бориной и бывшей Уваровой, он дозвонился очень быстро. Запугать ее грозным голосом и милицейским жаргоном тоже ничего не стоило. Запуганная Тамара поклялась, что через полчаса приедет, и Никоненко засел за бумаги. Дятлова с Морозовым не было, и он понятия не имел, где они могут быть.

Скверно.

Он был уверен, что после первого же общего дела они станут своими в доску, и начнется у них плодотворная совместная работа, как в кино про ментов. Ничего подобного не происходило, даже полковник Печорин канул в небытие, указаний не давал и о работе не спрашивал. Никоненко, как пришлый из района, правила игры знал плохо и очень боялся попасть впросак.

С его точки зрения, к этому все шло.

Он писал долго-долго, вымучивая каждое слово, и решил, что написал как минимум страниц пять. Оказалось — двадцать три слова. Он специально посчитал, когда взглянул на плоды трудов своих. Плоды выглядели неубедительно.

Ему бы не бумаги писать, а подумать о том, что уже известно или вот-вот станет известно. Но и думал он совсем не о том.

Он думал, что вечером должен непременно забрать Алину Латынину с собой в Сафонове. Никак нельзя ей в Москве оставаться. Чем уже круг поиска, тем сильнее опасность.

Никоненко оставалось сделать еще один шаг — и он оказался бы у цели. Слишком многое отвлекало его по пути, сбивало с нужного направления, поэтому он так замешкался. Оставался только один шаг, и капитан боялся, что сделать его не успеет.

Доказательств у него нет. С мотивами тоже пока худо.

Работал, работал, вот вам и наработал.

Был бы на месте Морозов, он бы хоть спросил у него, что там с опросом Алининых соседей, не видел ли кто часом человека в коричневом плаще. Ну, если и видел, дальше что?

И еще. Он так и не мог понять, зачем убивать обеих? Если капитан думает правильно, Алина Латынина ни при чем. Не может быть при чем. Она не знает никого из бывших одноклассников Сурковой.

Он проверил даже институты — никто из них с ней вместе не учился.

Тогда зачем?!

И какого хрена он ел вчера вместе с ней жареную картошку, и выслушивал ее откровения на тему “все мужики — козлы”, и утром хватал ее за руку!

Теперь не может нормально думать.

Он снял трубку и набрал номер, который уже выучил наизусть.

— Не вздумай домой поехать, — сказал он, как только ответили, — за штанами или за зарядником для телефона. Поняла?

Она помолчала. Вряд ли кто-то из ее стрекозлов позволял себе говорить с ней в таком тоне.

— Алина Аркадьевна, вы меня слышите или вы меня не слышите?

— Слышу, — сказала она холодно, — по правде говоря, я домой и не собиралась. Зачем вы звоните? Что-то случилось?

— Ты своей подруге звонила? — спросил он, налегая на слово “ты”.

— Звонила. Игорь, мы утром обо всем договорились.

Они и вправду обо всем договорились утром, и непонятно было, зачем он звонит.