Как только начался парад участников приза Франции, я побежал в кассу. Мне с моими 80 франками надо было толпиться в общей очереди, а очереди в Венсенне во время больших призов не уступали московским.
Наконец я поставил свои восемь билетов на Алешу. Последний, но верный шанс. Хватит, чтоб купить кое-какое барахло в Москву.
Я поднялся на трибуну и не узнал поле ипподрома. По дорожке бегали какие-то люди с красными транспарантами. На повороте, где должны были разминаться рысаки, клубилась толпа. Ее с трудом сдерживала редкая цепь полиции.
- Что такое? - спросил я Женю.
- Демонстрация коммунистического профсоюза СЖТ, - буркнул Женя. - Срывают, гады, бега.
Возле толпы крутились репортеры с кинокамерами. Вертолет, наверно тоже принадлежащий прессе, низко рокотал над полем.
- Они так всех лошадей распугают! - возмущались наши соседи.
- Все имеют право на демонстрации и забастовки, - ответили им из другой группы.
Шеренга длинноволосых парней маршировала вдоль трибун. Они несли огромные плакаты с надписями: "35-часовой рабочий день конюхам!", "Узаконить права временных рабочих!", "Деньги буржуазии не лошадям - а детским яслям!"
- Смотри, что делают! - ужаснулся Женя.
Несколько упряжек на противоположной прямой пытались продолжать разминку, но демонстранты совали в морды лошадям плакаты, и рысаки поднимались на дыбы...
Группа пузатых мужчин спустилась с трибун на поле и поспешила к толпе демонстрантов.
Трибуны злорадно свистели.
Лишь через полчаса полиции удалось утихомирить демонстрантов и очистить беговую дорожку.
Я так изнервничался, что мне уже и свет был не мил.
Теперь лошади никак не хотели выстраиваться в линию. Все время кто-то сбоил и сбивал соседей.
С грехом пополам дали старт. Половина лошадей приняла плохо, наездники откидывались назад, натягивали вожжи до предела, чтобы помешать лошадям заскакать. Вперед с отрывом вышли Зараза и Глория. Алеша ехал сзади общей группы, его наездник почти лежал на спине, а Алеша еще и дурил ходом. Внизу на повороте сделал проскачку Свенсен. Зараза и Глория оторвались метров на пятьдесят. Но Алеша наладил ход и прошел мимо основной группы.
- Жми, Алеша, - шептал Женя, - еще не все потеряно!
На последнем повороте, там, где полчаса тому назад бушевала демонстрация, Глория вдруг поднялась и закатила гробовую проскачку. Но, заскакав, она заставила Алешу резко притормозить.
Зараза был уже вне досягаемости. За ним бодро трусили три упряжки. Алеша снова разогнался, обогнал одну упряжку и пулей вылетел на... четвертое место!
На табло вывесили номера: 18-2-3.
Номер 18 - это Зараза. А что за клячи приперлись за ним? Я заглянул в программу. Под номером 2 был записан Вальжан. Под третьим номером - Первое Мая.
В восемь часов мы смотрели по телевизору вечерние "Новости". После международных и французских событий показали ипподром и, конечно, сначала демонстрацию СЖТ. Потом прокрутили забег (все его несчастья), отметили (цитирую) "великолепную победу выдающегося отечественного рысака Заразы" и объявили выдачу в терсе:
терсе в порядке - 37 тысяч франков, терсе в беспорядке - 9500 франков.
- Где же твои миллионы? - спросил Женя. - Смотри, как мало дали.
* * *
Утром я сбегал в киоск и купил на последние деньги четыре парижские газеты. Обозреватели "Орор" и "Паризьен либере" вовсю хвалили Заразу и сожалели о неудаче Алеши. В "Фигаро" писали, что розыгрыш приза Франции практически был сорван демонстрацией СЖТ и, по справедливости, надо было бы отменить его результаты. "Юманите" с гордостью отмечала, что ее прогноз в терсе был единственно верным, что, разумеется, даст повод для недовольства в буржуазной прессе, но пусть рабочие по-прежнему читают и выписывают свою газету, которая стоит на страже интересов трудящихся.
- Ну что, ребята, завтра в Москву? - спросил нас с ослепительной улыбкой Эдуард Иванович в коридоре Посольства. - Счастливчики!
И юркнул в какую-то дверь.
- Пойдите в кассу, получите билеты Аэрофлота и по семьдесят пять франков еще причитающихся вам командировочных, - деловито проговорил Борис Борисович и как бы между прочим добавил: - Надеюсь, вы сыграли в терсе? Ведь вы сами называли эту комбинацию... - Он зыркнул глазом, задержался взглядом на наших лицах. - О Господи! Какие мудаки!..
Я решил поехать в "Тати". На 75 франков я хотел купить свитер и носки, а Райке - колготки и кофточку.
Женя нервно поглядывал на часы и идти со мной отказывался.
- Женя, - догадался я, - не надо! Привези хоть что-нибудь в Москву!
Женя зашипел и побежал в метро.
Я знал, что сегодня на парижском пригородном ипподроме Энгиен беговой день.
Женя вернулся поздно вечером злой как черт. Я не стал ни о чем его расспрашивать.
В десять утра из вестибюля общежития позвонил Борис Борисович.
- Готовы? Тащите барахло ко мне в машину.
Он скептически наблюдал, как мы грузили в машину наши старые московские чемоданы.
И вот мы в машине. Последний круг по парижским улицам.
- Женя вчера небось отправился в Энгиен? - спросил Борис Борисович.
Мы молчали.
- Бабам своим хоть подарки везете?