Большой беговой день

Потом откуда-то спланировал Борис Борисович и потащил нас знакомиться с одним французским господином, скромным таким коннозаводчиком - всего у него две конюшни в Венсенне. Сначала поговорили за мир и дружбу, и Эдуард Иванович хотел было за лацканы пиджаков нас оттаскивать, но разговор повернулся на воскресные бега, стали обсуждать шансы фаворитов, у Бориса Борисовича - ушки на макушке, и Эдик сразу завял.

Слово за слово, хером по столу, Женя и француз-миллионер в раж вошли, спорят, за грудки друг друга хватают. Мы стоим, уши развесили, вроде все слова знакомые, а о чем речь - не понимаем.

- Скользящий шаг у жеребца, шея крутая, - твердит француз.

- Задние ноги у него сырые, брюхо волочит, голову задирает, - отвечает Женя.

Так они базарили полчаса (причем Женя пропускал все артикли у существительных, и его собеседник это терпел), а потом француз чуть ли не со слезой в голосе провозгласил:

- Сколько я ни видел ваших работников из Министерства сельского хозяйства, но первый раз встречаю человека, который по-настоящему разбирается в лошадях! Выпьем, господа, за здоровье господина Ломоносова! Истинный профессионал!

Ну, раз француз-капиталист выпить приглашает - кто ж нам запретит? Борис Борисович от похвал в адрес Жени разрумянился, а Эдуард Иванович, хамелеон проклятый, сам бутерброды нам мастерит, журчит в ухо: "Давай, давай, ребята, налегай, водка, она закусон любит!"

Мы, конечно, навалились.

* * *

Жеребца, сыгравшего решающую роль в нашей парижской эпохе, звали Алеша. На самом деле у него было другое имя, из двух слов, плюс в середине артикль "ле", но Эдуард Иванович прочел его неправильно. Получилось - Алеша. Мы посмеялись, однако новое имя нам понравилось, так мы и стали называть жеребца Алешей.

Алешу мы еще в Москве приметили, штудируя в "спортлагере" французские газеты. Алеша был чемпионом своего поколения и в прошлом году, впервые допущенный к призу Америки (неофициальному чемпионату мира), неожиданно занял второе место.

Об Алеше и сейчас много писали в прессе. Весной он не знал поражений. Летом тренировался в Нормандии по определенному плану. В призовых заездах не участвовал. В воскресенье он должен был выступать в Венсенне в Большом призу, первый раз после перерыва. Прогнозисты прессы предсказали ему победу. Приблизительные шансы в тотализаторе у Алеши были два к одному.

Всю неделю Женя ломал голову над проблемой Алеши. Ночью сквозь сон я слышал, как он вставал и уходил на кухню. Утром я обнаруживал полную пепельницу окурков. Я понимал, почему Женя так нервничает. После приема в Посольстве Борис Борисович намекнул - дескать, кое-что пришло из Москвы, и если будет верная лошадь...

Что же касается меня, то я от крупной игры устранился. Я ломал голову над проблемой терсе. Терсе прошло в Венсенне уже несколько раз, но радости мне не принесло. Максимум я угадывал двух лошадей на билет. Я заметил, кстати, что поддаюсь гипнозу газетных прогнозов. Очень уж убедительно доказывали специалисты шансы своих избранников.

В пятницу мы попросили свидания у Бориса Борисовича. Женя был настроен по-боевому. Он сказал:

1. Ипподром разобьет Алешу в копейки.

2. Алеша на первое место не поедет, ибо наездник его готовит к призу Америки.

3. Даже если бы наездник захотел, Алеше первое место не взять - приз крупный, конкуренты сильные.

4. После длительного перерыва в выступлениях любая лошадь не в состоянии выиграть крупный забег - такого в природе не бывает.

5. Наша задача - сыграть против Алеши. Любая лошадь (кроме Алеши) принесет крупную выдачу.

Я нашел план Жени гениальным. Эдуард Иванович сказал, что лучше не придумаешь. Борис Борисович тяжело вздохнул и вытащил из сейфа пять тысяч франков.

В субботу вечером я колдовал над своим терсе. Я решил сыграть на все оставшиеся у меня деньги. Терсе шло за Большим призом, в котором выступал Алеша. В Большом призу Женя сделает свои миллионы - а в Женю я верил, - так что я мог резвиться в своем терсе. Я перевязал лошадей - фаворитов прессы. Я перевязал темноту, которая в прессе не упоминалась. На последнем билетике я отметил три номера: 19-18-11. Девятнадцатый был битый фаворит, восемнадцатого и одиннадцатого пресса в глаза не видела - гастролеры с провинциальных ипподромов. Венсенн им не по зубам. Но там, в провинции, они занимали первые места, а мне запало в голову высказывание Жени, - мол, лошади должны участвовать в бегах и иметь привычку побеждать.

Утром, наверное, мы первыми появились на трибунах Венсенна. Мы засекли Алешу на предварительной разминке. Он ехал шагом. "Хорош, - процедил Женя, - в принципе хорош!" Другого вороного жеребца наездник в зеленом камзоле работал долго и упорно, посылая адом на противоположной от трибуны прямой. "Вот этот выиграет бег, - сказал Женя. - Запомни жеребца".

Когда участники Большого приза выехали на круг, мы узнали вороного красавца. Это был Арчибальд, под четвертым номером.

- Четвертый номер - счастливый для нас! - сказал Женя и скомандовал: - К кассам, старики!