Большой десант. Керченско-Эльтигенская операция

2 декабря Петров передал радиограммой обращение к десантникам. В нем сообщалось о грядущем наступлении противника. Кроме того, командарм обещал помощь и требовал стойкости. Обращение было зачитано во всех подразделениях. Конечно, Петров понимал, что нормально снабжать Эльтиген не сможет. В то же время оставалась надежда, что десантники при поддержке артиллерии и авиации выдержат первые удары, а тем временем основные силы армии вырвутся с Еникальского пятачка на оперативный простор. Тогда немцам станет не до Эльтигена.

Впрочем, сомнения в благополучном исходе были, поэтому 3 декабря Петров послал Гладкову довольно пессимистическую радиограмму: «…Рекомендую вам собрать военный совет, где решить, куда вам пробиваться. Помочь вам живой силой не могу. Артиллерия и авиация будут действовать по вашему указанию. Рекомендую маршрут через Камыш-Бурун, Горком на мыс Ак-Бурун» [92]. Гладков не показал радиограммы даже ближайшим помощникам, чтобы не подрывать боевой дух, и строго предупредил принимавшего радиограмму офицера о молчании. Перед комдивом встала страшная проблема: как быть в случае прорыва с многочисленными ранеными? На их эвакуацию надежды не было. И он ответил, что не может согласиться на прорыв. Однако завершил ответ словами: «Посмотрим, что покажет первый день боя».

Поскольку Василий Федорович Гладков стал главным героем описываемых событий, уместно привести его характеристику из мемуаров начальника штаба СКФ генерал-лейтенанта И.А. Ласкина.

«Это был человек кремнисто-твердый, храбрый, по-солдатски прямолинейный, искренний, внутренне очень собранный. Он обладал железной волей и не боялся идти на риск, на смелые и дерзкие решения, принимая на себя всю ответственность за их последствия. А огромный боевой опыт выработал в нем самообладание, отвагу, решительность, развил умение разгадывать замыслы противника. Василий Федорович обладал и еще одним драгоценным качеством — исключительным спокойствием даже в самых критических ситуациях боя, что благотворно сказывалось на всех его подчиненных, командирах и рядовых» [93].

В мемуарной литературе комплиментарные характеристики — не редкость. Но в данном случае Ласкин не погрешил против истины. В немецких документах также отмечены командирские качества и железная воля Гладкова. В обзоре обороны Крыма, который написал в лагере в Воркуте бывший командующий 17-й армией Енеке, командир десанта в Эльтигене — единственный русский, о котором генерал отозвался хорошо: «Тот могущий служить примером храбрости и энергии русский командир был… действительным героем Эльтигена» [94]. С уважением о нем отзывается в своих мемуарах командир 98-й немецкой дивизии М. Гарайс. Того же мнения придерживался и предатель Андреев (см. выше). По его описанию, Гладков выглядел истощенным, однако оставался энергичным командиром. Перебежчик не сомневался, что комдив (якобы бывший царский офицер) в самой тяжелой ситуации не потеряет контроля над войсками, — и оказался прав. Кстати, усталый или изможденный вид Гладкова отмечали на допросах многие пленные. Видимо, держать ситуацию в руках было тяжело даже такому волевому человеку. Показательно, что среди немалого числа сохранившихся в делах 5-го корпуса текстов допросов пленных эльтигенцев нет ни одного плохого отзыва о комдиве.

Андреев дал откровенные характеристики и нескольким другим командирам. Так, командир 1339-го полка Ефремов, по показаниям перебежчика, своими должностными обязанностями пренебрегает, пьет и шляется по женщинам. Напротив, начальник штаба полка Ковешников — энергичный и одаренный командир, пользуется большим уважением, исправляет ошибки Ефремова. Командир 1337-го полка Блбулян — сильный и энергичный человек. В общем, все, кроме Ефремова, получили положительные характеристики. Нужно отметить, что в мемуарах Гладкова Ефремов упомянут всего два раза, и оба — как-то глухо. Мол, все болеет и болеет. Возможно, Гладков не хотел писать плохое или цензура не позволила, а хорошего сказать было нечего.