Большой Дом

У каждой из них была своя, малая, но важная миссия. И они разбивались, заставляя эфир содрогаться сообразно их тональности.

Раны дяди Фёдора затягивались. Ирвен, пылающий и злой, с каждым новым касанием кристальных капель, остывал и оживал. Меланхтон, сын Мелхесиаха, сына Молоха ощущал, как возвращается к нему власть над собственным телом.

Человек с книгой, журавль и женщина постепенно истаивали. Им более нечего было делать в этом мире, и они возвращались туда, где им предначертано было пребывать до скончания века.

Мама стояла. Искристая влага стекала по её лицу. Папа уронил бесполезную отныне винтовку и смотрел вперёд.

Там дядя Фёдор поднялся и бежал им навстречу, сквозь бесконечные радуги и разноголосый хрустальный звон.

Будто бы за кулисами мира сжатая пружина распрямилась и поднимала всех в рост. Они ещё не поняли, что всё окончилось, но радость уже переполняла их и влекла в объятия друг друга.

Они были живы. И мир был живым. И более ничего уже не имело значения.

22. Большой Дом

Они были живы. Солнце светило изо всех сил, словно пытаясь возместить все дни своего отсутствия. Выглянула тёплая поздняя осень.

Дядя Фёдор рыдал в родительских объятиях посреди мира, который словно был дочиста помыт и заново раскрашен.

Мама осмотрела всех и спросила:

— Меня вот теперь только один вопрос волнует: кто придумал к нам послать телёнка? Мы-то уже решали, кто на ту сторону пойдёт, чтобы вас вытаскивать.

Мальчик только было рот открыл, как Матроскин его перебил.

— Это всё дядя Фёдор. Вы даже не представляете, насколько у вас талантливый сын растёт!

— Ну в этом мы как бы особо и не сомневались, — согласилась мама, — а теперь расскажите-ка мне вкратце, почему я не должна прикончить вас прямо здесь?

Дядя Фёдор, кот и пёс переглянулись. Матроскин сказал:

— А вы, вообще, кто такие, чтобы решать, жить нам или умереть? Я вот понимаю, Председатель. Он за собой право решать за всех числил. Я понимаю, почтальон Печкин, у которого долг превыше всего. Я даже сына вашего понимаю, который телёнка спас вместо всех нас, потому что дяде Фёдору его жалко было. Понимаете? Ему себя не было так жаль, как несчастное теля. А вы кто такие? — спросил Матроскин.

— Да вы, в принципе, понимаете, чего нам стоило сюда попасть? — разозлилась мама.

— Отчего не понимаем? — отвечает кот, — я вообще на все четыре стороны мог идти. Но я вернулся. Потому что очень уж я не люблю, когда люди ни за что погибают. А когда этого никто не помнит — так совсем терпеть ненавижу.

— И поэтому мы тут стояли, — хрипло вступил Шарик, — ладно, я половины не помню. Но всё что я знаю — это моих друзей, которые за меня на смерть шли. Они ничего обо мне не знали — а всё равно меня защищали, даже от меня самого.

— Это мои друзья! — сказал дядя Фёдор, — вы мне всегда говорили, что другим от меня просто что-нибудь будет надо. Ну и пусть. Так ведь всегда получается. Они от меня что-то взяли. Я им что-то дал. Но мы все вместе победили. Кем бы я был без Матроскина? Кем бы я был без Шарика? Даже без Кукки я бы не был собой.

— Это уже кто? — брезгливо поинтересовалась мама.

— Это воронёнок, — дядя Фёдор протянул руку, и воронёнок приземлился на его ладонь.

— И чему такому он мог тебя научить? — сжала губы мама.

— Он научил меня «нет» говорить. И, нет, мама, ты моих друзей пальцем не тронешь.

Воронёнок, каркнув «Никогда», вспорхнул с его руки. Мама тяжело вздохнула.

— Ничего ты не понимаешь…

— Это ты не понимаешь. Ты хочешь, чтобы все мои друзья хорошими были. А они не хорошие. Они просто мои друзья. Такие, какие есть. Я знаю, что они разное делали. Но я их не за это люблю. Мы, мама, не любим людей за то, что у них плохого нет. Так ведь нам любить будет некого. Мы друзей любим за те мгновения, когда во всём мире не остаётся никого кроме них. И они встают, потому что знают, что некому больше это сделать. Я их всех давно простил за всё прочее. И если я тебе дорог, ты тоже их прости.

— Ты ведь понимаешь, что мы через всё это тоже прожили? Что у нас тоже такие «друзья» были? — спросила мама.

— Наверное, — пожал плечами дядя Фёдор, — но вам же не обязательно жить ещё и за меня, правда? Я, может быть, сам разочаруюсь и расстроюсь. Но это я сам буду, без вашей помощи. Я ведь не прошу меня жить научить. Я прошу помочь там, где я сам не умею. Вот вы уже решили, кого из моих друзей убивать будете, а как нам всем отсюда выбраться — не придумали!

— Да ладно, — хмыкнул кот, — вот вам лишь бы драматизма развести.

И, вкратце, рассказал про тр-тр Митру.

— Значит нам надо на почту идти, искать адресную книгу! — оживился папа.

— Я, в том, что не права, признаваться не умею. Так что мне, кот, проще будет твою шкуру на барабан натянуть. Но я этого делать не буду, потому что я своего сына расстраивать не хочу. А ты, папа, с дядей Фёдором останешься трактор чинить, — распорядилась мама, — кота тоже прихватите, он у нас, похоже, большой знаток электротехники, а до почты я и сама прогуляюсь.

И она, подобрав своё оружие, пошла. С ней, на всякий случай, Ирвен отправился, а за ними всеми корова Мурка увязалась.