Большой дом

Сколько споров, тяжелых разговоров и даже вспышек безудержной страсти закончилось за эти годы одинаково? Работать пора, говорила я, выпрастываясь из-под простыней, высвобождаясь из объятий, из кольца его рук и ног, или просто выходила из кухни, а его печальные глаза — я спиной чувствовала — следили за мной до последнего момента, пока не закрывалась дверь. Я возвращалась к столу, забиралась на стул и, подтянув колени к подбородку, приступала к работе — распределяла, рассыпала себя по всем девятнадцати ящикам, большим и малым, и как же легко мне это давалось! Никогда, никогда не умела и не пыталась я так делиться собою, своими мыслями и чувствами с С. Порой изрядные части моей души оставались в ящиках очень надолго, отложенные для будущей книги, той самой, которую я напишу однажды и где вся я буду собрана воедино. Шли часы, кончался день, внезапно становилось темно и раздавался робкий стук в дверь, шарканье шлепанцев, и его руки ложились мне на плечи, которые — тут я не могла с собой совладать — деревенели от его прикосновения; его щека касалась моего уха. Нада, шептал он — он всегда назвал меня Нада. Нада, выходи, где бы ты ни была. Возвращайся, Нада. А потом, однажды, он ушел, забрав свои книги, свои печальные улыбки, запах своего дыхания во сне, круглые коробочки из-под фотопленки, заполненные иностранными монетками, и нашего воображаемого ребенка. И я отпустила его, ваша честь, как, в сущности, отпускала его всегда, в любой момент; я сказала себе, что предназначена для чего-то иного, утешилась работой, которую мне суждено сделать, и затерялась в лабиринтах творчества, не замечая, что пространство почти замкнулось и воздуха в нем все меньше и меньше.