Большой федеральный крест за заслуги. История розыска нацистских преступников и их сообщников

Фрау Будвейзер поначалу совсем не была уверена в том, что «печальную картину», как она ее называла, вообще «перебазировали» куда-нибудь. Но потом она вспомнила, что, уезжая, она напоследок прошлась по комнатам и осмотрела все помещения виллы. Дом был полностью очищен; была составлена длинная, снабженная многочисленными служебными печатями опись с несколькими копиями для соответствующих компетентных органов. «Печальная картина» должна была быть тоже упакована — для кого, этого она, естественно, не знала, но, во всяком случае, увезена была картина с каким-нибудь из самых последних транспортов, направленных в Баварию или в Северную Германию. И местом назначения в Баварии следует определенно считать Эггенфельден, так как ей, фрау Будвейзер, было тогда, в середине октября 1944 года, предложено поехать именно туда. Она было уже согласилась, но затем все-таки предпочла не бежать «домой, в рейх», с другими немцами из Тшебини, а искать свои пути отступления. Она поехала к родной тетке, жившей в двадцати километрах севернее Братиславы, в маленьком имении, где было достаточно еды и никаких бомбардировок. И она больше никогда и ничего не слышала о бывших господах. Правда, один случай был. Это произошло лет десять назад, на собрании «изгнанных» в Кёльне. Там она встретила неожиданно немку — фольксдойче из Тшебини, которая сказала ей: «Твой бывший начальник теперь важная птица в Бонне!.. Даше в бундестаге заседает, а недавно он произнес речь на нашем собрании…»

К сожалению, фрау Будвейзер эту свою знакомую больше не видела. Они договорились встретиться сразу же после митинга, чтобы поболтать за чашкой кофе в кондитерской. Но встреча не состоялась. Больше часа прождала она в кондитерской, но женщина, как фрау Будвейзер выразилась, «оставила ее в дураках». И она не знает, кого та имела в виду: «господина доктора», главного начальника резинового концерна, с которым находилась в любовной связи фрейлейн Дора, или «господина директора», а может быть, даже Герберта Паккебуша, — он ведь, в конце концов, тоже был для нее начальником, а может быть, она имела в виду кого-то другого, может быть, даже того гостя из Берлина, который ненадолго приезжал в Тшебиню. В связи с его приездом пришлось подготовить апартаменты на вилле и пригласить эту самую немку из местных фольксдойче, чтобы она помогла в уборке всего дома.

Тот высокий гость, перед которым все господа угодливо расшаркивались, его называли «д-р Тауберт или что-то в этом роде», запомнился фрау Будвейзер. Он все восхищался царящими на вилле чистотой и порядком. «Здесь все блестит!» — сияя, воскликнул он и провел пальцем по начищенной до зеркального блеска табличке с именем художника на золоченой раме «печальной картины», а затем, совершенно уже ублаготворенный, сказал: «Это я называю настоящей немецкой культурой!» Причем так и осталось неясным, имел ли он в виду произведение Каспара Давида Фридриха или только сверкающую медную табличку на раме картины.

Герберт Паккебуш, с которым фрау Будвейзер в свое время находилась, очевидно, в довольно близких отношениях, был, впрочем, хорошо знаком с высоким гостем еще со «времен борьбы за власть», до 1933 года, когда оба они принадлежали к узкому кругу сотрудников будущего рейхсминистра пропаганды Йозефа Геббельса и являлись высокопоставленными фюрерами CA в Берлине. Паккебуш не раз хвастливо рассказывал об этом фрау Будвейзер.

На этом Фретш закончил свое сообщение о третьем «комплексе расследований». Дональд Хартнел, терпеливо выслушавший маленького седого человека, сказал, что он просит Кристу выразить ему признательность. Затем Хартнел попросил Фретша продолжить сообщение о результатах его дальнейших разысканий.

Фретш, не отреагировав на похвалу, полистал свою старую голубую книжицу и сказал:

— Перехожу теперь к обобщениям и выводам, а также к дополняющим их расследованиям, проведенным за последние две недели…

Со всей вероятностью, граничащей с уверенностью, можно считать, что интересующая нас картина до середины октября 1944 года оставалась на зелигмановской вилле, — так начал Фретш. Тут следует принимать в расчет:

а) «господина доктора», руководителя резинового концерна и его приятельницу Дору Апитч, сопровождавшую его в поездках; или

б) тогдашнего заместителя директора Верхнесилезского завода резиновых изделий, «господина директора с буквой «и», который по крайней мере до 1943 года включительно был одним из компетентных специалистов в области каучука, резины и искусственного волокна;

в) того высокого гостя из Берлина, «д-ра Таубера» или как он в действительности называется, который в критическое время поздним летом или ранней осенью 1944 года посетил Тшебиню, а также — насколько это известно — был единственным, кто проявил интерес к картине или по крайней мере к табличке с именем ее знаменитого автора.

Можно было бы, хотя и со значительно меньшей степенью вероятности, принимать в расчет также и