Большой федеральный крест за заслуги. История розыска нацистских преступников и их сообщников

— Мне не требуется, как я уже сказал, больше никаких новых доказательств, чтобы уладить дело о наследстве, — продолжал Хартнел. — Мне не нужна подробная информация, документы и прочее, что обнаружено в ходе расследования и используется сейчас лишь для дальнейших поисков картины. Поэтому я могу вручить все это вам, если вы сами еще не завладели этими материалами…

Хартнел откашлялся, подавив душивший его смех, но Хаузер, ничуть не задетый, решив воспользоваться неожиданным предложением, сказал:

— Если вам вещь больше не нужна и вы готовы ее отдать, так давайте закончим дело без промедления: баш на баш!

— Что вы, мистер Хаузер! — парировал Хартнел. — Это слишком серьезное дело, чтобы позволить себе действовать наспех. В интересах наших и ваших друзей все должно быть четко обдумано и лишено каких-либо неясностей между ними. Представьте-ка себе, что вы купили бы у меня за весьма солидную сумму определенные документы, а затем обнаружили, что я сделал их копии и соответствующим образом использовал их.

Он констатировал с известным удовлетворением, что Хаузер испуган, и продолжал:

— Но тревожьтесь, мистер Хаузер! Я хотел только, как юрист, обратить ваше внимание неюриста на разнообразные козни, могущие возникнуть при чересчур поспешно заключаемых соглашениях. И я заверяю вас как член коллегии адвокатов Нью-Йорка и своим честным словом — слушайте, пожалуйста, внимательно, мистер Хаузер, а также вы, Криста! — что я ничего от вас не утаю и все имеющиеся у меня в наличии документы, не относящиеся непосредственно к делу о наследстве, вам вручу; что я не имею их копий и не буду их изготавливать ни сам, ни через посредство кого-нибудь. Я готов засвидетельствовать это по вашему желанию письменно, в форме нотариально заверенного свидетельства, равносильного присяге.

— Благодарю, — сказал Хаузер, заметно взволнованный, — это не требуется. Я вполне удовлетворен вашим устным заявлением.

— Хорошо, — сказал Хартнел, — но, может быть, будет все-таки лучше, если моя ассистентка зафиксирует текст моего доверительного письма, даст мне подписать и сама подпишется как свидетельница.

— Пожалуйста, если вы считаете это нужным, Хартнел, — сказал Хаузер, пожав плечами.

Тут же было изготовлено письменное заявление, текстуально совпадающее с тем, что было только что заявлено; Хартнел его подписал, но не вручил пока Хаузеру, а положил в свой боковой карман.

— Ну, теперь уже можем покончить с делом? — спросил Хаузер, который, пока Хартнел диктовал свой текст, почел для себя излишним оставаться за столом, сходил к стойке бара, где выпил еще одну двойную порцию виски, и снова возвратился.

Хартнел предостерегающе поднял руку.

— Прошу вас, проявите еще немного терпения, мистер Хаузер! Садитесь и выслушайте все, что я вам скажу; в этом деле есть еще один аспект, который до сих пор еще не был принят во внимание, а точнее говоря, даже два аспекта. Это прежде всего вопрос, имею ли я вообще право брать у вас деньги. Как с точки зрения общей этики, так и моих сословных обязанностей адвоката. Я размышлял об этом и вижу только один выход из положения, а именно — назвать сумму, которую вы мне хотите вручить, компенсацией, выплачиваемой по поручению ваших друзей…

— По мне, можно и так, — нетерпеливо перебил Хаузер, — называйте угодную вам сумму.

— Хорошо, — сказал Хартнел. — Кстати, кто, собственно, ваши кредиторы?

Хаузер осклабился:

— Вы же знаете этих людей лучше, чем я. Во всяком случае, я полагаю, что ваша нью-йоркская фирма не сомневается в том, что…

— Я хотел только уточнить, — перебил Хартнел, — что ни одно из скомпрометированных в этих документах яиц не будет иметь хоть какого-либо отношения к выплате мне денег, поскольку мы, мой клиент и я, не хотим ни в коем случае подпадать под подозрение…

— Понимаю! — сказал Хаузер. — Так вот, я заверяю вас, что ни Штраус, ни Риз, ни Шлейер, Тауберт, Веллемс, Миссбах, Цогльман или кто-либо еще из их немецких друзей не имеют ни малейшего отношения к нашей с вами сделке. Устраивает?

— Идет, — сказал Хартнел, — благодарю вас за это заявление, которое сейчас будет засвидетельствовано. — И Хартнел начал диктовать Кристе следующий текст: