Большой формат: экранная культура в эпоху трансмедийности. Часть 2

Вряд ли Р. Мэсси, написавший в 1967 году роман «Николай и Александра», а также Голливуд, снявший спустя четыре года фильм по этому роману, имели в виду круглый юбилей Октябрьской революции (50 лет!), который в СССР праздновали как раз в 1967-м. Другое дело советские кинематографисты: в мае 1966-го за дело взялся А. Эфрос, намереваясь снять к юбилейной дате картину по пьесе А. Н. Толстого «Заговор императрицы». А. Н. Толстой, вернувшись на родину из эмиграции (1918—1923), написал ее в 1925-м в соавторстве с профессором П. Е. Щеголевым, в том же году издал в Берлине. Тогда же она была показана на сцене Московского театра «Комедия», затем в Большом Драматическом театре в Ленинграде, и вскоре стала одним из самых популярных спектаклей – тема гниения и разложения царского режима была в стране победившей революции как нельзя более кстати.

Однако, по мнению И. Пырьева, руководившего мосфильмовским объединением «Луч», А. Эфрос со сценарием не справился. Работу передали Элему Климову. Состоялся крайне интересный разговор. Климов, прочитавший пьесу Толстого:

«Я одолел это произведение, пришел снова к Пырьеву, говорю: „Тут нет драматургии, нет позиции. Пьеса написана вблизи событий, в угоду обывательскому вкусу. Картонная вещь. Это я делать не буду“. И тут Пырьев просто взвился: „Черт с ним, с пьесой! Но там же – Гришка!.. Гришка Распутин! Это же фигурища… Я тебя умоляю, Елем, достань и прочитай протоколы допросов комиссии Временного правительства, в которой работал Александр Блок. И, самое главное, Распутина там не пропусти!“» [107].

Сценарий поручено было писать И. Нусинову и С. Лунгину – и перед ними (запах юбилея помогал) распахнулись секретные сейфы Государственного архива Октябрьской революции. Им выдали записки царя, дневник Распутина, редчайшие фотографии, которые десятилетия лежали никем не востребованные. Первый вариант сценария назывался «Антихрист». Климов вспоминал:

«Фильм задумывался в фарсовом ключе. Причем у нас были сразу как бы два Распутина. Один – подлинный, поданный как бы в реалистическом ключе. Другой – Распутин фольклорный, Распутин легендарный. Образ этого фольклорного Распутина складывался из самых невероятных слухов и легенд, анекдотов, которые в свое время ходили про Распутина в народе. Тут все было преувеличено, шаржировано, гротескно» [108].

Однако цензура не дремала: во-первых, ощущалось слишком много «клубнички», во-вторых, «нельзя бить царизм по альковной линии», в-третьих, недопустимо показывать Распутина «в богатырских тонах», «чуть ли не как Емельяна Пугачева», в-четвертых, опасались, что фильм может вызвать более чем сомнительные аллюзии и ассоциации с современностью. После нервной перепалки фильм закрыли, и запустили снова только после третьей попытки, в 1974 году. Помог, как ни парадоксально, все тот же голливудский фильм «Николай и Александра» – советские функционеры решили, что надо дать достойный ответ махровым антисоветчикам Запада, которые извращают подлинную историю и реабилитируют царизм, и снять контрпропагандистскую картину. В 1978-м картину вернули Климову на доработку и только в 1985-м она пробилась на советский экран.