Большой футбол Господень

– Но не только ссорятся Божественные Супруги. Часто Они пребывают в Божественной Любви. И тогда совершаются на Земле благие дела, коих знаем мы немало в истории и видим даже сейчас. Творят гениальные поэты и художники, делаются великие изобретения, строятся величественные храмы. Но когда начинают ссориться Божественные Супруги, тогда сотрясается Земля, взрываются самолеты, развязываются войны, пылают пожары. Сосчитайте всех жертв войн, бедствий, катастроф – и вы увидите, что ссорятся Они довольно часто. Долго ли ещё будут Они устраивать Небесные скандалы? Нет! Грядет великий Небесный Развод, и тогда погибнет этот мир. А опомнившись после Развода Они начнут созидать мир следующий. Наша задача: спастись при Небесном Разводе, перейти вместе с избранными из мира нынешнего в мир следующий! И сделают это только те, кто познал Последний Завет, кто поклонился Божественными Супругам, кто сказал, что любит и почитает Их Обоих, ведь как бы ни ссорились Они, все равно Они продолжают любить Друг Друга и возлюбят и наградят тех, кто славит Их Небесную взаимную любовь и терпит их неизбежную взаимную борьбу!..

Тишина и благоговение на Моховой.

– Ну хватит, – сказал Дионисий другим голосом. – Устал.

Принеси-ка мне, возлюбленная сестра Натальюшка, таз. Хочу ноги помыть.

Он вспомнил первый и оказавшийся последним опыт с Зоей.

И пятки Зоя так и не успела Ему почесать.

Наталья немного растерялась: ведь есть хорошая ванная в квартире, голубым кафелем отделанная. Но спорить с Учителем не решалась.

Она принесла таз, Он протянул одну ногу, затем другую, она благоговейно стянула носки и Он погрузил ступни в теплую воду, сидя прямо перед камином. Тепло воды дополняло тепло от горящих поленьев.

Все почтительно взирали на омовение ног Учителя. Одни больше, другие меньше вспоминали параллельную сцену из Библии – и догадывались, что Учитель моет ноги при всех не просто так, а символически.

Нина немного завидовала, что не она удостоена чести омыть Учителю ноги. Но гнала от себя зависть: приказы Учителя не обсуждают и не осуждают.

Наталья вела себя скованно – не то что Зоя когда-то: ноги не мыла, пальцы не целовала – всего лишь сторожила таз.

– Ну ладно, вытри и убери, – вздохнул Дионисий.

Когда она склонилась, вытирая Ему ноги, Он смотрел сверху на её склоненную спину – и снова вспоминал Зою, вспоминал всё, что проделал единственный раз с Зоей – и воспоминание Его взволновало.

Он поспешно отпустил присутствовавших, а Наталье приказал на пороге спальни:

– Придешь ко мне пятки почесать.

– Миша у меня ведь здесь, – растерялась Наталья. – Я отвести хотела.

– Мишу в гостиной положишь.

Миша обрадовался: куда интереснее спать в гостях, да ещё в такой красивой комнате с камином, чем тащиться в надоевший дом.

А Нина, нечаянно подслушав приказ, ещё раз смиренно позавидовала.

* * *

Господствующее Божество много слышало сказок о сотворении мира и о богах небесных. И потому Оно ничему не удивляется. Но выдумка очередного самозванного Сына Божия забавна тем, что Оно Само ведь в последнее время размышляло, не разделиться ли на Две Ипостаси, не отвлечься ли от надоевшего уже созерцания чужих страстей, чтобы зажить Собственной личной жизнью? И вдруг какой-то мальчишка фантазирует на ту же самую тему!

Конечно, мальчишка просто вспоминает скандалы между собственными родителями и переносит их семейные дрязги в свою новую мифологию. Но трудно опровергнуть наивную, но упрямую истину: там где есть двое, уже нет и не может быть полного единства, там при самой пылкой любви возникает трещина, а значит, и борьба. Пусть мягкая – но все-таки борьба.

Где двое – там граница между этими двоими, а граница и трещина, суть разные слова для отражения одной и той же реальности. И нужна очень большая решимость, чтобы проложить по единому и неделимому Господствующему Божеству роковую, уже никогда не затянущуюся трещину. Очень большая решимость или очень большая тоска.

* * *

Гаврюшу Кабакова все любят за добрую улыбку на широком лице. И за мгновенную дружбу с любым новым знакомцем:

– А чё? Дёрнем по стопарю? Раз живём.

И смотрит с таким удивлением, будто только что открыл эту нетленную истину.

Если не очень пьян, Гаврюша – главный помошник по всей деревне. Электричество починить, мотоцикл или хитро устроенный телевизор – ему все равно. Пальцы сами знают, что делать. И берет дешево. Охотнее – бутылками. Деньгами – редко. А уж бабы его любят – за все мужские умения, за улыбку.

За то что ворвется в круг, обнимет едва не всех разом, да как закричит:

– Ух как люблю я вас, бабоньки! Говнюшечки вы мои!

К нему ходят и за заступой. Если мужик переходит грань, и не то что учит любя – это его неотъемлемое право, но бьет смертным боем, Гаврюша приходит, берет сильной рукой, и говорит:

– Ты, паря, того. А хули? Надо, бля, поаккуратней. Они же ужас нежные, говнюшечки эти, их любить надоть.

И домашний деспот терпит. Потому что Гаврюша подковы гнет и пятаки ломает.