Большой Хинган

Кукуруза стояла выше человеческого роста. Початки были размером со снарядик для «сорокапятки». Под плотной оберткой — молочно-желтые, пригнанные одно к другому, зерна; вылущить их зубами — останется легкий стержень с ячейками, как у сот. Ниязов и Кречетников сгрызли по початку.

— Как тебе такая пища, сибирский житель? — спросил Ниязов.

— Далеко не кедровые орехи, — в тон ему ответил Кречетников, швырнув в сторону пустой стержень. — Но, на худой конец, набить живот можно.

— Ни черта ты не понимаешь, — улыбнулся сержант. — С солью отварить — лакомство! В Румынии, например, так считают.

— У вас в Средней Азии тоже?

— Э! У нас барашков и дыни любят…

Они вышли на тропинку, которая вскоре раздвоилась: одна стежка вела напрямик к реке, другая к десятку фанз, словно притаившихся за глиняными, полутораметровой высоты оградами. Сержант свернул к фанзам.

Андрей смотрел во все глаза. Богатства в китайской деревушке он и не ожидал увидеть. Но ничем не прикрытая нищета поразила его.

Глиняные стены круглых фанз, покрытых высушенными кукурузными стеблями, имели одно-два маленьких незастекленных оконца. Кроме земляных нар, внутри фанз ничего не было — это Андрей видел в оконца и открытые двери. Во двориках за полуразвалившимися оградами, неметенных, запущенных, бродили одинокие куры и тощие черные свиньи, похожие на большеголовых собак. Через несколько шагов пришлось зажать нос — густо пахло нечистотами.

Да ведь это какой-то каменный век! Ворот на колодце без железного стержня, у повозки колеса сбиты из досок и не ошинены! Знали ли вообще в этой деревушке о существовании железа?..

Двое мужчин-китайцев и несколько голых ребятишек показались в проеме ограды. Они настороженно смотрели на подходивших солдат. Коричневые морщинистые лица мужчин выражали привычное смирение перед людьми с оружием. Возраст китайцев невозможно было определить, зато худоба их, малосильность и нищета бросались в глаза. Обуты в тряпичные тапочки, на плечах висели какие-то темные, грязные лохмотья.

Андрей не знал, как поступить: просто поднести в знак приветствия руку к пилотке или остановиться, пожать китайцам руки и попытаться объясниться с ними? Да подойти-то неудобно — смотрят с таким страхом, будто ждут неминуемой смерти. Должно быть, лихо им доставалось от японских солдат, заглядывавших в деревню!

Ниязов остановился, поманил к себе голопузого китайчонка. Тот сначала испуганно сжался, поднял и скрестил над головой руки, как бы готовясь защититься от удара, потом все же сделал робкий шаг вперед. Кречетников почти физически ощутил, как замерли пожилые китайцы.

Сержант сунул руку в карман, достал расческу и протянул ее мальчику.

— На вот, — проговорил он.

Китайчонок не понимал и не двигался. Тогда Ниязов сам подошел к нему и провел расческой по его блестящим черным волосам, падавшим на лоб неровной челкой, а на висках и шее спускавшимся длинными косичками.

— Возьми, — повторил сержант, вложил немудреный подарок в руку мальчика и легонько щелкнул пальцем по животу.

Андрей увидел, как облегченно вздохнули мужчины, а ребятня, стреляя в пришельцев черными бусинами глаз, смело придвинулась. Он пошарил в карманах, но, кроме махорки и немецкой зажигалки, у него ничего не нашлось.

— Давайте закурим, граждане! — поставив на землю канистру, громко предложил ефрейтор, обращаясь к взрослым китайцам. Махорка у него была насыпана прямо в карман, и он достал горсть. Курительную бумагу Андрей держал за отворотом пилотки.

Китайцы переглянулись, тихо перекинулись несколькими словами, затем один из них деликатно взял маленькую щепотку из горсти Андрея. Думая, что они не имеют представления о табаке, Андрей ссыпал махорку обратно в карман, чтобы освободить руку, и свернул себе цигарку. Раскурив ее, он показал:

— Вот!

Китайцы заулыбались. Откуда-то из лохмотьев они достали маленькие трубочки с длинными тростниковыми чубуками. Андрей снова набрал в горсть махорки. Когда мужчины набили свои трубочки и раскурили, они закашляли, засмеялись и замахали руками:

— Пу! Пу!

— Видать, крепко для них! — сообразил Андрей, взглянув на усмехавшегося Ниязова.

Один из китайцев побежал в фанзу и вскоре вернулся с пачкой бурых сухих листьев. Склонившись в поклоне, он протянул их Андрею.

— Табак? — с любопытством потрогал листья Кречетников.

Подарок пришелся кстати. Накануне вносовцы поделили остатки махорки. В кармане у Андрея была та, что он выменял утром на кисет.

— Теперь покурим! — Кречетников взял листья, с поклоном сказал: — Спасибо, данке, мерси! — и пожал китайцам руки.

— Двинулись, — сказал сержант.

Андрей поднял канистру, помахал рукой ребятишкам и козырнул мужчинам. Те закланялись, но уже не подобострастно, а с искренним пожеланием счастливого пути. Когда отошли на несколько шагов, за их спиной раздался надтреснутый голос:

— Пэнью! Хао![2]

— Это как понять? — обернулся к сержанту Кречетников.

— «Хао» — хорошо, наверное, — ответил Ниязов.

Не много же земли обрабатывали жители деревушки: через пять минут и второе поле кукурузы осталось позади. К реке поля почему-то не спускались.