– Меня ни в один дом, кроме вашего, не пустили…
Постепеннее надо!
А если официанты, продавцы и таксисты вежливыми станут? В автобусе давки не будет? Наш человек вообще замкнётся, из дому выходить перестанет. Потому что, если таксист вышел, открыл перед тобой дверь и сказал: «Садитесь, пожалуйста, я вас провезу кратчайшей дорогой», – значит, всё, хана тебе… А если в гостинице дают номер без брони, значит, в этом номере клопы, тараканы или умер кто-то…
Одним словом, постепеннее надо нашего человека к хорошему приучать. А то – бабах его по голове: с завтрашнего дня у нас гласность, говорите что хотите! Э-э, нет! Вы нам сначала скажите, что мы хотим, тогда мы и скажем. Или: у нас теперь демократия, можете ругать любое начальство. Так тоже дело не пойдёт. Вы нам список точный дайте, кого мы должны ругать. Слова напишите, которыми нам их всех ругать надо, в райкоме заверьте. А то, может быть, это вообще всё игра такая – недовольных переписывают.
Или вот ещё с чаем. Говорят, с нового года импортного чая больше не будет, переходим на наш, отечественный. Что это такое? К нашему чаю тоже постепенно привыкать надо. Один день – один глоток, второй – два. Как к отраве. Ещё говорят, импортной обуви больше не будет. Тоже нельзя так резко. Тем, кто к импортной обуви привык, постепенно ноги приучать надо. Один день – часок поносил, второй – два часа. Пока ступни полностью мозолями не покроются.
Можно, конечно, предположить, что и чай, и обувь мы научимся делать хорошо, но тогда мы ни чая, ни обуви вообще не увидим. Потому что, как только мы что-то начинаем делать хорошо, это хорошее сразу за границу отправляют. Судя по всему, лучше всего за последние годы мы научились икру метать.
Но не будем отвлекаться. Журналы тоже, по-моему, слишком резко в перестройку включились. Во всех журналах сразу Гумилёв, Ходасевич, Набоков, Пастернак. Обыватель растерялся, уже не знает, на что подписываться. Булгакова на будущий год обещали напечатать в журнале «Свиноводство».
Газеты тоже слишком круто перестроились. Дня три им понадобилось, чтобы начать ругать всё то, что они до этого хвалили. Я понимаю, у журналистов профессия такая – постоянно менять своё мнение. Но простого человека нельзя так бесчеловечно правдой травмировать. Тут коровы отощали, их всю жизнь приписками кормили… Там проходной балл в институт торговли вырос до 12 тысяч… Здесь министра сняли, за развал работы в ссылку отправили – послом в Австрию. Видимо, он у нас так жил, что для него Австрия – как для декабристов Сибирь.
Люди первую половину рабочего дня не работают, газеты обсуждают: «А вы это читали?.. А это?.. А речь адвоката при защите летчика Руста?.. Говорят, он вообще требовал наградить его медалью за укрепление оборонной мощи нашей страны в кратчайшие сроки…»
От такой правды у многих наших людей вера в жизнь теряется. И впрямь – как жить дальше, если вокруг люберы, рокеры, бензоманы, наркоманы, евреи, татары, СПИД и Пугачёва матом ругается? Вся страна разделилась на два лагеря: кто за неё, кто против. Но все хотят точно знать, какими она ругалась словами.
Нет, нашего человека надо постепенно к правде приучать. Как бы раньше напечатали: да, у нас есть СПИД, но наш СПИД лучше, чем их СПИД. И сразу настроение улучшалось. Жить хотелось. Потому что в каждой газете можно было прочитать, что кто-нибудь в авангарде пятилетки славной поступью движется куда-то маршрутами созидания и чего-то попутно или заливает, или засыпает в закрома родины. Правда, что это такое «закрома родины» и где они находятся, до сих пор никто не знает. Наверное, нечто бездонное, раз в них каждый день чего-то засыпают, а ничего при этом нет.
Так что постепеннее надо у нас все новое вводить. Наш человек привык к плавным переходам к хорошему. Шутка ли, капроновые женские чулки в своё время лет пять считались происками ЦРУ. За шариковые авторучки из комсомола в школах выгоняли. А страшнее Зощенко считалась только жевательная резинка. Кибернетика столько лет считалась лженаукой, что до сих пор самый надёжный отечественный суперкомпьютер – это счёты.
50 лет вся страна пела песни только советских композиторов, не задумываясь над словами типа «что ты, милая, смотришь искоса, низко голову наклоня». Потому что, если над ними задуматься, окажется, что эта «милая» довольно много выпила, иначе она просто не может смотреть «искоса, низко голову наклоня».