Большой крючок

И сразу же перед нами огромная рыжая собака появилась. Шерсть у нее мокрая, глаза злющие. Мы лежим, не шевелимся. Так всегда надо делать — не шевелиться, чтобы собака на тебя не кинулась. Страшно всё-таки — вдруг кинется? А собака припала к земле и ну на нас лаять: «Р-разорву, р-разорву, мол, я вас».

Какой-то черный лохматый ком заслонил нас от собаки. Мы даже не сразу сообразили, что это наш Дружок напал на рыжую собаку.

Они сцепились в клубок и рыча покатились по песку. Только мелькали белые клыки, да пучки черной и рыжей шерсти летели во все стороны.

В это время подбежал незнакомый дядя в белых брюках. Он ухватил за ошейник свою рыжую собаку, а Дружка хотел ударить ногой. Тут мы опомнились и бросились к нему, громко крича:

— Не смейте бить Дружка! Ваша собака первая на нас напала.

— Разберешься тут, кто первый, — ворчал дядя, оттаскивая рыжую собаку. — Никого из вас она не укусила, ребята?

— Нет, — говорим, — не успела.

— Вот и хорошо, — обрадовался он и, крепко придерживая за ошейник свою собаку, ушел от нас.

Мы тоже держали Дружка за шею и за лапы, потому что он еще рычал.

Потом мы стали обнимать и гладить Дружка.

— Как же это он тут очутился? — удивлялись ребята.

— Вот здорово! И воды не побоялся, и плавать научился.

— И большой собаки не испугался, — хвалили мы Дружка.

— Это он чтобы за нас заступиться, для дружбы.

— Недаром мы его Дружком назвали!

Кто кого испугался

Вот как было дело…

Сидел я поздно вечером дома один, потому что папа и мама эту неделю во вторую смену работали. И должен был я сидеть до половины первого ночи, то есть я должен был спать, но я сидел и читал книгу «В дебрях Уссурийского края».

Мне захотелось по карте посмотреть, где это всё происходит, про что в книге говорилось.

У нас большая старая карта Советского Союза есть. Она в сенях на шкафу лежала.

Вышел я в сени, а там темным-темно — лампочка недавно перегорела. Ну, нащупал я в углу столик, придвинул к шкафу, залез и шарю в темноте. Помню, что карта, свернутая в трубку, здесь где-то лежит, а под руку всё папки какие-то попадаются, книги…

И вот кажется мне, что около меня еще кто-то есть. В темноте часто так кажется. Я знаю. И всё-таки неприятно. Ну, шарю и вдруг слышу, будто кто-то рядом чихнул тихонько. Я даже замерз сразу. И ведь знаю, что никого не должно быть сейчас, потому что сени были заперты. Были… Вот то-то, что были, а сейчас… Кто его знает?

Вдруг кто-то опять, теперь у самого моего лица: «Фырк — чхи!»

Эх! Я как заорал, стол покачнулся, грохнулся я на пол и сам не помню, как в комнате очутился. Наш кот Васька за мной пулей влетел. Я дверь на запор…

«Кто это, — думаю, — там? Кто?»

Смотрю, Васька стоит посреди комнаты, спину выгнул дугой, хвост крючком изогнул и тоже в страхе на дверь смотрит.

— Кись-кись, — говорю. — Ты чего, дурак, испугался? Со мной не пропадешь!..

Нарочно громко говорю, чтоб там, за дверью, слышали.

А Васька сел, взглянул на меня и… чихнул.

Часы

Многие ребята только притворяются веселыми. Я знаю — сам такой был.

Ну, двойку получил, вроде беда небольшая, а всё же… А если еще двойка? Вот тут уже улыбаешься только для вида… Или родителей вызывают в школу. Тоже радости от этого мало. Но, конечно, виду не подаешь.

И вот однажды дома забыл я притвориться. Сижу за столом невеселый, а брат Сергей (он уже в девятом классе учится) спрашивает:

— О чем задумался, старик?

Это он тоже вроде шутит, а я вижу — он взаправду обо мне беспокоится.

— Да вот… — говорю.

И всё рассказал…

Подумал Сергей и спрашивает:

— Хочешь, всё переменится, и даже скоро?

Я только рукой махнул.

На другой день прихожу из школы, смотрю — часы висят над моей кроватью! Самодельные какие-то. Разрисованные. Циферблат у них большущий — с тарелку, и стрелка одна. Подхожу поближе — не тикают. Стрелка у них показывает туда, где на настоящих часах цифра четыре. Только здесь вместо цифры нарисовано, как я сижу и обедаю. Где должно быть пять — тоже я: на коньках мчусь, и даже золотые искры кверху взлетают. Вместо шести — опять я за столом. Кругом меня книги, книги. На одной можно даже прочитать «Арифметика». Понятно — это я уроки делаю. Где быть десяти — я умываюсь; вместо цифр одиннадцать, двенадцать и дальше нарисована длиннющая горбатая кровать, я на ней, тоже длинный, сплю.

Тут скоро и Сергей пришел — кивает на часы.

— Ничего, — говорю. — А зачем?

— Увидишь. Только уговор — стрелку каждый час будешь передвигать сам, что она показывает — выполнять.

Сели мы обедать. Сергей мне настоящие часы показывает: на них ровно четыре часа. Взглянул я на наши, а стрелка показывает на картинку, где я обедаю. Выходит, что пока всё правильно идет — выполняю указание.

После обеда взглянул на часы — пять. Тогда и на наших стрелку передвинул. Показывает теперь она, как я на коньках катаюсь.

— Хорошие часы сделал ты, Сережа! — кричу я ему. Схватил коньки и побежал выполнять.

На улице я про часы забыл, а когда меня домой позвали, пришел, смотрю — Сергей улыбается, а на наших часах стрелка показывает, как я за книгами сижу.

«Ладно, — думаю, — выполнять так выполнять». И занялся уроками.