Большой круг

Самцы морских львов ушли на год, говорит Гарольд. Но самки удалились в глубь острова, чтобы принести потомство, и она часто их видит. Они с ревом выламываются из кустов, где спрятаны детеныши, и по грязным колеям на холмах съезжают на пузе к морю.

Гарольд ведет учет южных королевских альбатросов, и Мэриен ходит с ним, пересчитывает гнезда и птенцов и, одной рукой крепко зажимая клюв, держит крупных птиц, пока Гарольд надевает на розоватые кожистые лодыжки кольца с номерами. Они бродят по всему острову даже на леденящем зимнем ветру и записывают в Гарольдов журнал учета девятьсот тридцать восемь птиц. На земле альбатросы неловки, их легко поймать. Взрослые особи роскошно-белые, у них добродушные черные глаза-пуговки, толстые розовые клювы и размах крыльев в два человеческих роста.

Когда Мэриен только появилась, птицы еще сидели на птенцах, но постепенно те превращаются в голодные комки белого пуха, достаточно крепкие, чтобы родители могли отправиться в море на поиски пропитания и оставить их одних. Оперившись, птенцы встают на ноги, расправляют на ветру крылья, и наконец, примерно к отъезду Мэриен, впервые отваживаются на неуверенный пробный прыжок в воздух. Гарольд говорит, что после этого они не коснутся земли несколько лет. Облетят Антарктиду и однажды вернутся на Кэмпбелл с другой стороны для размножения.

Особо Мэриен занимается овцами. До войны на сельское хозяйство острова, как на безнадежно убыточное, махнули рукой, и овцы оказались предоставлены сами себе. Они выносливы и пронырливы – те, кто выжил и размножился, – и Мэриен обнаруживает, что ее тянет к ним. Пес Свифт разделяет ее интерес к овцам, и они вдвоем медленно, через пень-колоду начинают учиться, как перегонять овец с места на место, просто из интереса, получится ли.

В одном из заброшенных фермерских строений Мэриен находит старые ножницы. Латает покосившийся загон, несколько дней терпеливо трудится вместе со Свифтом, прежде чем им удается загнать в него одну овцу. Джон в молодости работал с овцами и, проходя мимо, дает советы, но в основном Мэриен может рассчитывать только на себя. Стрижка – трудное дело, и, прежде чем поднатаскаться, она измучила не одну овцу. Нет никаких веских причин стричь безнадежно диких овец острова Кэмпбелл, однако до нее начинает доходить, что, если ей предстоит стать новым человеком, понадобится не только умение летать на самолетах, но и другие навыки.

Через шесть месяцев после появления Мэриен на острове бороды усадили ее и сказали, что, пожалуй, есть способ переправиться на Большую землю инкогнито.

– Мы бы рассказали раньше, – говорит Джон, – но, простите, не были до конца в вас уверены.

Оказывается, Гарольдов брат, заядлый яхтсмен, собирается навестить обитателей Кэмпбелла в начале лета, раньше ежегодного январского корабля, который привезет новые бороды и заберет старые. Если брата удастся уговорить, она, наверное, сможет уплыть с ним. Они не хотели обсуждать вопрос по радио, поскольку нельзя гарантировать конфиденциальность, так что придется подождать и посмотреть на его реакцию, если он вообще доберется. Если он не согласится или она не согласится, что ж, тогда надо думать дальше.

– Но вы по-прежнему уверены, что больше не хотите быть самой собой? – спрашивает Гарольд.

Мэриен уверена, брат (который оказывается еще молчаливее Гарольда) соглашается, поэтому после долгих безмолвных прощальных рукопожатий она покидает остров Кэмпбелл и в январе 1951 года доходит под парусом до Инверкаргилла.

* * *

Десять месяцев она носила одежду, одолженную ей бородами, после чего кажется естественным продолжать одеваться как мужчина. Она чувствует себя, как тогда, подростком, когда шаталась по Миссуле в комбинезоне и низко надвинутой кепке, хотя теперь ее маскировка более убедительна: сломанный нос, обветренная кожа, загрубевшие руки и мускулистые после стрижки овец плечи.

Мэриен идет на север, к горе Кука, ее берут горным пастухом. Она держится особняком, это несложно, живя в хижине на склоне горы и присматривая за яростно блеющими стадами мериносов. Они не такие пугливые, как овцы острова Кэмпбелл, и не такие выносливые, но отнюдь не послушные. Она лучше ладит с овчарками, лучше, хотя и не особенно быстро, управляется со стрижкой. Она неразговорчива, не жалуется, умеет пить, ее уважают. У бород Мэриен научилась сносно говорить с новозеландским акцентом, постепенно он становится второй натурой; все странности она объясняет тем, что ее мать американка – чистая правда. Впоследствии некоторые будут утверждать, будто чуяли что-то неладное в этом мужчине, но тогда никто не высказывался, прямо нет. Конечно, она терпит насмешки, касающиеся ее малости (Прутик – так ее называют в сарае, где стригут овец), но сломанный нос, авиаприщур, шрамы на лице, оставшиеся после обморожения и скалистого берега острова Кэмпбелл, придают ей жесткости. У нее никогда не было пышной груди, какую не скрыла бы жесткая перетяжка и пара надетых одна поверх другой рубашек. Она называет себя Мартином Уоллесом.