Большой куш

– Так и было! – кивнул Васильев. – Вопрос серьезный, его надо обсуждать на трезвую голову. И в засадах не для удовольствия сидят…

– И что толку с твоих важных вопросов и с твоей трезвой головы? До чего вы досоветовались?

– Я еще не решил. Витя предложил одно дело… Но там и ставки высокие, и риск большой…

Жена махнула рукой и пошла обратно в спальню. Васильев остолбенело смотрел на ее узкую спину и босые ноги, грациозно ступающие по полу. Будто почувствовав взгляд мужа, Татьяна обернулась.

– У вас только разговоры, советы, раздумья… А вот у Ивана дела. Потому мы с Ольгой рядом с Верой чувствуем себя, как Золушки рядом с принцессой!

Она ушла спать, а уязвленный Васильев долго сидел за столом на кухне и думал. Потом выпил все-таки водки, хотя и не собирался этого делать. Но принятое решение снова напрягло его нервы и требовало универсального транквилизатора. Но водка не помогла, и Васильев долго не мог заснуть. А когда все-таки провалился в тяжелый сон, то оказался в мрачном мире кошмаров: его преследовали враги, которых он сбивал свинцовыми струями из тяжеленного ППШ с бездонным круглым диском, но вместо убитых появлялись все новые и новые, а боезапас все-таки подходил к концу… В общем, на работе он появился мрачным и невыспавшимся.

Глава 5. Легализация замысла

К начальнику Управления они пошли вдвоем, не доложившись непосредственному руководителю – подполковнику Боброву. Действовать через голову начальника отдела считалось серьезным нарушением субординации, и полковник Синеватый мог просто-напросто их не принять. Но Васильев был в хороших отношениях с секретарем-референтом Илоной, и та сумела настолько убедительно доложить о важном деле, которое привело оперативников к начальнику Управления уголовного розыска, что тот разрешил им войти, несмотря на то что работал с документами.

Повесив шляпы на штыри пустой вешалки, «Американцы» распахнули полированную дверь, миновали небольшой тамбур и, открыв обитую войлоком, для звукоизоляции, дерматиновую дверь, вошли в просторный кабинет. Синеватый в гражданском костюме с галстуком и круглых очках, придающих ему некоторое сходство с грозным наркомом НКВД товарищем Берией, не обращая на них внимания, читал одну бумагу за другой и привычно накладывал резолюции, которые часто решали человеческие судьбы.

– Товарищ полковник, капитан Васильев и капитан Степанов прибыли с докладом по делу чрезвычайной важности, – четко доложил Терминатор.

Но начальник и ухом не повел. Он продолжал брать из левой стопки документы, расписывать их и перекладывать в правую стопку, поменьше. Его фамилия была поводом для многочисленных шуток, конечно, заочных. Иногда его называли Голубоватым, иногда добавляли к напоминающей прилагательное фамилии существительное, в совокупности дающее тот же самый недвусмысленный эффект. Хотя на самом деле поводов для оскорбительных намеков не имелось, кроме одного: полковник начинал службу в кадрах, потом в штабе, потом, для приличия, его назначили начальником отдела по борьбе с грабежами и разбоями, через пару месяцев повысили до замнача угрозыска, а еще через полгода пересадили в кресло начальника.

Уголовный розыск – особая служба, и в былые времена добраться до вершины иерархии в ней могли только те, кто начинал с рядовых оперских должностей и поднимался вверх долго и упорно, цепляясь за раскрытые дела, как альпинист за трещины в скальном монолите. Потом требования смягчились, и право руководить получили те, кто имел хотя бы пятилетний стаж оперативной работы, вдобавок к не замаранной взысканиями учетной карточке члена КПСС, причем трудно было определить – что важнее. В новейшие времена строго определенных правил не стало, и «альпиниста» могли забросить вертолетом прямо на вершину или, чтобы соблюсти видимость заслуженной карьеры – высадить в нескольких метрах от нее, как сделали с Синеватым.

Тонкостей оперативной работы кадровик и штабист не знал, но постепенно натаскался, хотя по-прежнему требовал, чтобы к нему приходили на доклад с уже готовыми решениями. Он был не из тех, кто с обнаженным оружием выходит на захват вооруженных преступников или грудью ложится на амбразуру начальственного гнева. В случае провала операции или какого-либо ЧП по личному составу, ответственность он всегда перекладывал на исполнителей или нижестоящих руководителей, никогда не защищая своих сотрудников, доказывая, что они сделали все, что могли. Но начальников не выбирают, и «Американцы» терпеливо ждали, когда полковник обратит на них свое благожелательное, как они надеялись, внимание.

И, наконец, тот оторвался от бумаг и поднял голову. Пристальный взгляд чуть прищуренных глаз, сжатые губы, выдвинутая вперед нижняя челюсть – эта маска выдавала желание внушать подчиненным страх и объясняла, почему он эксплуатирует образ беспощадного сталинского наркома.

– Ну, что случилось? – резко спросил полковник. – Что за чрезвычайная важность? Почему в обход Боброва?