Уит улыбнулся. Он действительно говорил вполне серьезно. Перед тем как его избрали судьей, он был управляющим в кафе-мороженом, делал фотоснимки для газет, руководил службой курьерской доставки. Все эти занятия определенно не сопровождались такими стрессами, как сейчас, когда ему приходилось сидеть и выслушивать всякий бред от этой не слишком талантливой жалобщицы.
— Держу пари, — продолжил Уит, — что судья Мозли более популярен в этом городе, чем ты, Сюзан.
— Я не была бы так уверена на твоем месте, Уит, — сказала Сюзан, но уже более мягким тоном. — Мы ведь можем и договориться, верно? Я не буду поднимать шум в газетах, пытаясь подорвать твой авторитет, который ты считаешь таким несокрушимым, хотя это и не так. Но нам нужно прийти к соглашению.
— О чем?
— Люси может позволить себе быть… щедрой по отношению ко мне. Поделиться немного.
Уит уставился на нее.
— Ты просто неподражаема.
— Я реально смотрю на жизнь.
— Ты предлагаешь не поднимать скандал и не оспаривать завещание, если Люси от тебя откупится? — Он покачал головой. — Отправляйся красить свою задницу и выкатывать ею очередное настенное творение.
— Люси не стоит того, Уит. Она не стоит твоей карьеры. Ради бога, она всего лишь какой-то телефонный экстрасенс. Скажи честно, положа руку на сердце: ты ведь и сам считаешь ее обычной мошенницей?
— Мошенница? Вот и от тебя дождались доброго слова. Мне кажется, Сюзан, что тебе лучше удается развлекать подвыпившую толпу на вечеринке, чем заниматься живописью. Только так я могу объяснить тот удивительный факт, что кто-то покупает у тебя всю эту мазню.
Сюзан резко встала.
— Мои картины висят в домах многих хороших и очень хороших юристов в этом городе, Уит. Передай Люси, что я не буду оспаривать завещание, если ты по собственной инициативе откажешься от этого дела, а она все-таки решит поделиться со мной, скажем, тридцатью процентами наследства. Не будем жадничать.
— Можешь быть на сто процентов уверена, что не получишь ни цента.
— Теперь это должна решать уже Люси, — невозмутимо произнесла Сюзан. — Верно?
Вокруг Клаудии то и дело появлялись размытые образы людей, которых она знала в жизни, словно они действительно могли ступать по волнам, не погружаясь в воду. Ее дедушки и бабушки, родители — кто-то суровый, кто-то улыбающийся. Ее мама, распекающая дочь за то, что та выпрыгнула с «Мисс Катрин», будто лодка, с которой вывалилась Клаудия, была тем же, что и хороший мужчина:
Клаудия пыталась плыть в сторону берега, поддерживая размеренный ритм, но земля, казалось, совсем не приближалась. Вскоре она стала сомневаться, была ли далекая полоска у горизонта действительно берегом или же это обычная игра света и бликов на воде, которая просто издевалась над ней.
Она плыла, махала красной подушечкой, снова плыла. В какой-то момент ей показалось, что она заметила парусную лодку вдалеке, но та вскоре скрылась в туманной дымке.
— Заткнись, — прошипела она, едва шевеля растрескавшимися губами.
Повинуясь инстинкту, она на мгновение остановилась на взмахе и налившимися свинцовой тяжестью руками помахала красной подушечкой опять.