Большой обман

— Это просто бросается в глаза. Ты в каком-то шаге от меня. Все твои подсчеты в уме, и почесуха, и неотвязные мысли — все это от неприятия мира в его теперешнем виде. Ты хочешь, чтобы тебя окружал порядок, — я тоже. Ты ненавидишь опаздывать, ненавидишь ошибаться, ты мечтаешь привести к общему знаменателю все, чего ни коснешься. Мир враждебен тебе с детских лет, ты ведь не знаешь, кто следующий тебя покинет. Ты хочешь опять стать хозяйкой своей жизни, но у тебя не получается. И ты понятия не имеешь, когда твоя жизнь расколется пополам. А как насчет твоего парня? Сколько лет вы вместе — пять, шесть? Бьюсь об заклад, он хочет жениться на тебе. Завести детишек. Но ты боишься. Тебя мучает страх: вдруг он узнает, что ты не можешь без него жить. Ведь тогда он возьмет да и уйдет. Как твой отец.

Мне остается только заплакать. Иначе меня просто вырвет. Я поворачиваюсь спиной к окну, вцепляюсь в спинку стула и реву.

Большой Луи тут как тут.

— Ну что ты. Ну извини. Прости меня, пожалуйста. Я не хотел. О черт! — Луи опять грохает кулаком по креслу. — Не мое это дело — сюсюкать с дамочками. Как же это сказать… прошу тебя, Одри… ну перестань. Еще только секундочку. Я знаю, где он.

Ноги у меня намертво приклеиваются к полу. Я слышу за спиной шуршание бумаги и медленно поворачиваюсь к Луи:

— Кто?

— Твой отец, — мягко говорит Луи. — Я знаю, где он. Помнишь, ты дала мне фотографию, на ней еще был этот тип в белой шляпе? Его узнали. Твоего отца — нет, а его спутника — да. Его зовут Джимми Джойс. Это имя что-нибудь тебе говорит?

Я изо всех сил стараюсь удержаться на ногах. Если выпущу стул, то рухну и пролечу сквозь все пятнадцать этажей до самой земли. Я ушам своим не верю. Тот самый человек, который увел папу от нас, теперь может привести к нему.

— У меня есть фото. Хочешь взглянуть? Он никому не представляется как Унгар — видно, не желает, чтобы его путали с чемпионом мира. С ним все в порядке, он забросил «двадцать одно» и кости и известен сейчас как один из лучших игроков в омаху[62]. Так говорят. Хочешь знать его прозвище?

— А у него есть прозвище? — слышу я свой голос.

— Ну как же. Его называют Препод. Он вечно чертит на бумажке уравнения и графики и рассказывает забавные истории другим игрокам. Про Луну, приливы и всякое такое. Играет он как ты, Одри, плотно и чисто. Всегда дожидается хорошей комбинации и точно просчитывает проценты. Такие игроки нечасто становятся богачами, но он, похоже, не бедствует.

Я держу в руках фотографию и смотрю на папу. Черты лица на фото немного другие. Время размыло цвет глаз и сгладило резкие линии. Но это папа. Вне всяких сомнений.

— Где сделан этот снимок? Ты ведь мне скажешь, где он?

Большой Луи абсолютно неподвижен. Кажется, он даже не дышит. Только в молчании смотрит на меня.

— Ты мне поможешь? — осведомляется он наконец.

— Еще спрашиваешь? — Я отвожу глаза. — Ты же всегда знал, что на меня можно рассчитывать.

47

Путь домой долог. Машину я веду на автопилоте. Фотография папы вставлена в щель на приборной панели. Мне хорошо ее видно, и я никак не могу насмотреться. Я молю Бога, чтобы красный свет горел подольше, и ругаюсь, когда зажигается зеленый. В какой-то момент в моей голове словно что-то щелкает, мне начинает казаться, что папа чувствует мой взгляд, и я прячу фотографию. Секундой позже возвращаю ее на прежнее место.

Я возбуждена и расстроенна. Мне грустно смотреть на постаревшее лицо папы, ведь я не ведаю, что ему довелось пережить. Новая любовь, новые потери, страхи, ошибки — что именно наложило печать на его облик? В глубине души я надеялась, что папа совсем не изменится. Мог бы постараться, хотя бы из чистой вежливости. Снимок со всей наглядностью свидетельствует, как давно я его не видела. Большая часть моей жизни прошла без него.

Путь домой короток. Вот я уже и паркуюсь. Но я не выхожу из машины еще почти час. События — близкие и далекие — так и мельтешат у меня в голове. Какой трудной жизнью я живу, все-то у меня наперекосяк, все расползается. Вот и опять моя жизнь переворачивается вверх тормашками, только на этот раз я ни при чем. И что делать, я не знаю. Не соединить мне концов с концами.

Я долго смотрю на фото, стараясь запечатлеть в памяти каждую черточку. Обнаруживаю тень улыбки у папы на лице. Еще немного — и он улыбнется по-настоящему и морщины у глаз станут заметнее. Лицо у папы по-прежнему одухотворенное и красивое. Не такое, как раньше, но ведь он столько пережил. Для своих лет он держится молодцом.

Но на лице его лежит тень озабоченности. Может, фотограф сделал что-то не то, может, папа проигрался. А может, ему не так уж уютно на этом свете и его бодрость — напускная. Ведь рядом с ним нет близкой души, и смутные желания не дают ему покоя, и жизнь его так же неполна, как и моя.

* * *

Джо лежит на диване с журналом в руках. При моем появлении он вскакивает:

— Где ты была? Я так волновался. Знаешь, который час? Уже почти восемь!

— Прости меня. Я заблудилась…

— Где тебя носило? Ты хоть ела? Давай я тебя покормлю.