- А нет ли у вас Морозова? Виктор Николаевич Морозов. По радио передавали, что служит в партизанском отряде, а где - не сказали.
Интересовались решительно всем. Когда кто-нибудь из наших ребят говорил, в вагоне становилось необычайно тихо, как на лекции. Внимание людей нас взволновало и растрогало. Мы заметили, что у москвичей преувеличенное представление об опасностях, которым подвергаются партизаны. Когда мы пытались развеять эти страхи, слушатели протестовали:
- Это вы скромничаете, знаем...
Я сказал ремесленнику, что ребят его возраста у нас в отряде больше двадцати. Мальчик сперва загорелся:
- А можно к вам записаться, правда? Я бы очень хотел, у меня два брата на фронте, я бы им помог!
Кругом рассмеялись. Он смутился, покраснел:
- Нет, я понимаю, - сказал он, глядя в окно, - надо быть совсем другим...
- Правильно, - подтвердил мой сосед - старик. - Надо быть героем. Партизаны - это, брат ты мой, люди особого закала и выдержки, мы с тобой мало каши ели.
Это в сущности очень вредное представление о партизанах, как о каких-то чудо-богатырях, внушали газетные очеркисты и литераторы. Я позднее, почитав в Москве газеты и журналы, увидел, что рассказы о партизанских подвигах нередко преувеличены. Герои этих очерков так безгранично храбры и необыкновенны, что даже совестно: почему ты не такой. И, конечно, рядовой читатель думает: "Куда мне равняться с такими смельчаками". Преодоление страха - вот о чем мало пишут. А это и есть самое главное. Обидно было также и то, что нет в наших рядах писателя, который мог бы правдиво рассказать о том, как самые обыкновенные люди работают и учатся в лесах, как героизм становится необходимостью, частью общей дисциплины и сознания.
А мы в свою очередь удивлялись всему тому, что видели. Я, по всей вероятности, не очень деликатно разглядывал худую высокую женщину в очках. На плече она держала, как ружье, лопату с надетой на нее папкой для бумаг; даже ленточки были завязаны вокруг черенка. Улыбнувшись, она сказала:
- Вы так на меня смотрите...
- Откровенно говоря, - не на вас, а на лопату...
- В самом деле? Да ведь правда, это, должно быть, смешно с непривычки. А вы посмотрите вокруг...
Я последовал ее совету и тут только заметил, что лопаты были у многих - завернутые в тряпки, в бумагу... И почти все пассажиры - на коленях, за плечами, в руках - держали наполненные мешки и кошелки.
- Картошка-кормилица, - серьезно объяснила молодая работница. - Мы, товарищи партизаны, герои лопаты... А что вы думаете, - разгорячившись, продолжала она, - зачем смеяться? Тут, поди, каждый той же лопаткой траншеи вокруг Москвы рыл...
Замечательна эта способность советского человека - просто и душевно разговаривать во всех условиях. Десять-пятнадцать минут общения - и мы уже прекрасно понимали друг друга, и казалось, что знакомы много лет.
- Жалко, что немецкие поезда не ходят с такой скоростью! - воскликнул Балабай.
И не только мы, почти все пассажиры его поняли и рассмеялись.
- Вы, небось, приучили фрицев ездить медленно! - с пониманием дела заметила проводница вагона. - На таком ходу, если мина, - каша получится, верно, папаша? - обратилась она ко мне.
Я взглянул на нее с интересом. Было ей никак не меньше тридцати лет.
- Рано вы меня в папаши...
- А сколько вам?
- Сорок.
- Да ну! Не верится что-то... И вы, верно, не поверите, что мне двадцать два. Вот и считайте.
Она весело расхохоталась, и я с ней, и кругом все стали улыбаться. Почему? Казалось бы, надо загрустить...
- Вот ведь мы какие, советские люди, - объяснил все старик.
Ехали довольно долго. Я захотел курить, свернул папиросу и поднялся, чтобы пойти в тамбур.
- Сразу видать партизан, - сказала проводница. - Дисциплинки не хватает. Да ладно, вы гость, курите здесь, я контролеру, в крайнем случае, объясню.
Когда мы вышли на Комсомольскую площадь, всеобщее внимание заставило нас подтянуться. Мы и сами не заметили, как выстроились и пошли в ногу. Так, строем, мы вошли на станцию метро.
Через десять минут мы расцеловались со Строкачем, Корнийцом, Спиваком, Старченко, Гречухой - многие руководящие работники ЦК КП(б)У и правительства Украины жили в то время в гостинице "Москва". Потом Леонид Романович Корниец организовал по случаю встречи торжественный завтрак.
Я слушал речи и тосты, а с улицы доносились звонки трамваев, сигналы автомашин...
- Слушайте, товарищи! - неожиданно воскликнул, прервав всех, Балабай. - Да ведь это же, черт возьми, Москва! Мы ведь в Москве. Ведь рукой подать - Кремль! Давайте же выпьем за Москву!!!