Большой пожар

— По-моему, в дежурства по ночам вы только этим и занимаетесь, — неодобрительно заметила Ольга. — Лучше бы классику читали, не таким суконным языком пивали бы свои бумаги. Чуть не каждый день экстремальные ситуации, а читаешь, как вы о них пишете в своих рапортах, и плечами пожимаешь. Не описания мне нужны, а живые свидетельства, воспоминания участников, очевидцев.

— Зачем? — удивился Нилин. — Ну, был пожар, ну, потушили, чего ещё?

— В самом деле, — поддержал Рагозин, — зачем? Кому интересно читать про рукава и гидранты?

— Слепцы, — сердито сказала Ольга, — тушилы песчастные! Вы когда-нибудь задумывались над тем, что о вашей работе никто ничего не знает? О моряках романы пишут, космонавтов прославляют, лётчиков и полярников на руках носят, а про вас — что? Эстрада над вами хихикает, даже Аркадий Райкин, в кино из вас делают посмешище — усатый дядя спит, а вокруг него все горит, анекдоты сочиняют, сплетни разносят… Замкнулись в своём кругу, ничего, кроме пожаров, пожаров, пожаров… — Ольга вскинула голову. — Знаете, что говорили про Деда? Что художник Зубов погиб из-за его трусости. Это наш Дед — трус! А о тебе, Вася, я сама слышала, что ты вместо того, чтобы спасать людей из скульптурной мастерской, полпожара просидел с Лёшей в буфете и бесплатно дул пиво! Каково? Молва! А когда припрёшь болтуна к стене, откуда взял, так божится, что слышал, «слухи такие ходят, а дыма без огня не бывает» — гнуснейшая поговорка в устах доносчика и клеветника!

Ольга отдышалась.

— Но все это частности, ерунда. Куда хуже другое: до сих пор гуляет мнение — никем не опровергаемое, вот в чем вся горечь! — что на Большой Пожар приехали поздно, тушили из рук вон плохо, с оглядкой, берегли себя и в огонь не шли, на мольбы о спасении не отзывались…

— Плевать, — со злостью сказал Дима Рагозин. — Мы к этому привыкли.

— А мне не плевать! — горячо возразила Ольга. — К чему вы привыкли? Что «пожарные, как всегда, проспали»? Что «приехали, как всегда, к концу пожара»?

— Леля, — выходя из спальни, с упрёком произнёс Дед. — Ребёнку спать не даёте, ораторы.

— За вас обидно, — остывая, тихо проговорила Ольга. — Какие-то вы… беспомощные… Дымом насквозь пропахли, кого ни возьми — обожжённый, битый, а постоять за себя… Дима, чем ты отмечен за Большой Пожар?

— Пятьдесят рублей и замечание. — Рагозин повеселел. — За грубый ответ старшему по званию. А вот Вася и Слава — орлы, из такого дыма без выговора выйти — в сорочке надо родиться!

— А я сто целковых, — не без удовольствия припомнил Дед. — Отродясь таких наградных не получал.

— По двенадцать с полтиной за душу, — подсчитал в уме Слава. — Ты ведь восьмерых вынес, Дед?

— Вася, включай, — спохватился Дима. — Через пять минут футбол начинается, не прозевать бы.

Под полным немого укора взглядом Ольги все притихли.

— Не могу понять, неужели у вас нет хоть капельки честолюбия? — спросила она. — Неужели вы… ну пусть не вслух, а про себя, не мечтаете о том, чтобы о вас, о ваших товарищах узнали? Я-то думала, вы обрадуетесь, поддержите… Позвонить Микулину и сказать, что я отказываюсь?

— Ты, Леля, не обижайся, — примирительно сказал Дед. — У нас так: если за пожар не намылили шею, и на том спасибо. Мы только тогда, когда пламя, заметные, и то для начальства, а потушим — от чужих глаз домой поскорее, копоть отмывать. Некрасивые мы на виду. А звонить Микулину не надо, раз уж ты так настроилась, пиши, что вспомним — расскажем.

Мы переглянулись.

— Дед, как всегда, железно прав, — сказал Дима. — Благословляем Ольгу, ребята?

Ольга впервые за вечер улыбнулась, подошла к письменному столу и достала из ящика толстую тетрадь.

— С чего начнём? — спросила она. — Давайте с Кожухова и 01.

Так была затверждена эта идея — написать про Большой Пожар.

ПОЛКОВНИК КОЖУХОВ — ШЕСТЬ ЛЕТ НАЗАД

Морякам снятся шторма, полярникам — льды и снега, пожарным — дым и огонь.

Кожухову, хотя по годам своим войны он не видел, чаще всего снились разрывы снарядов.

Много всего пережил он за двадцать с лишним лет службы, но один пожар был самый страшный — горели склады боеприпасов на полигоне, километрах в шестидесяти от города. Когда Кожухов приехал туда, он мгновенно понял, что не знает, как тушить этот пожар: с раздирающим небо грохотом рвались снаряды, гранаты и мины, по всему полигону со свистом разлетались осколки. Автоцистерна и автонасос, закреплённые за полигоном, уже пытались добраться до очага пожара, но были опрокинуты, изувечены воздушной волной; повторять их манёвр было бы безумием.

А огонь подбирался к главному складу, пожар следовало остановить во что бы то ни стало.

Кожухов стоял, смотрел на огонь и думал, разрешив себе тем самым непозволительную роскошь.

Выход был один — пойти на смертельный риск.

— Я с тобой, — сказал старый генерал, начальник полигона. — Забудь про мои погоны, рядовым.