Большой пожар

– Остроумно, – похвалил Дед. – Она еще к тебе прибежит, Леха, попомни мои слова, такие женихи, как ты, на улице не валяются – не окурки. А вообще-то жениться надо так, как этот прохвост Уленшпигель. Слышали? Как-то вечером, часов, помню, в одиннадцать, возвращались мы с пожара в караул, а нас по дороге диспетчер удачно перехватила и послала тушить квартиру. Минуты через две прибыли, видим дым из квартиры на третьем этаже. Включились в КИПы, выломали дверь, быстро нашли очаг – телевизор включенный горел: сколько ни пишут в газетах, чтоб не оставляли эту технику без присмотра, как горохом об стенку. А что такое сегодняшняя квартира? Синтетика, тряпки да книги, почти все выгорело. Дыму было много, разогнали его, ищем людей – кто-то ведь включал телевизор, туда заглянули, сюда – нет никого. А тут гул стих, воду перекрыли, слышим – вроде кто-то напевает. Уленшпигель дерг за дверь санузла – видит, девчонка с зажмуренными глазами под душем нежится, «по статистике девять ребят» мурлычет. А Уленшпигель, как всем известно, человек деликатный и воспитанный, иностранные языки знает. «Мерси, – говорит, – я вам случайно не помешал? С легким паром вас!» Девчонка, конечно, в визг – страшилище такое входит, в черной боевке,рыло в копоти – и бац-бац ему по этому самому рылу. Тут дым в ванную повалил, девчонка в новый визг, а Уленшпигель вежливо ее облапил, вынес на лестницу и за халатиком сбегал, чтобы прикрылась. И что вы думаете? Оценила деликатное обращение, за битое рыло извинилась – словом, познакомились. Девка в слезы, без квартиры и барахла осталась, а Уленшпигель, который как раз комнату получил, великодушно предлагает: иди, говорит, ко мне домываться, а то чувствую, говорит, неловкость, что помешал, только губку с собой возьми, потому что я привык отдраиваться наждачной бумагой, а у тебя, успел, извиняюсь, заметить, кожный покров исключительно белый и нежный, как у гурии из «Тысячи и одной ночи».

– Это в книжке про Синдбада-морехода, – пояснил Бублик из своей комнаты. – Гурии – это волшебные красавицы, в купальниках.

Дед заахал, замахал на нас руками и побежал ругаться с внуком.

Из десяти тысяч профессий, которые имеются в подлунном мире, свою Дед полагал особо почетной. Ну, с некоторыми оговорками еще и профессию врачей, но только тех, которые «в самом разе спасают, а не стукают по ногам молоточками и выписывают химическую отраву для организма».

– Как только человек рождается, – внушал он внуку, дремавшее сознание которого пробудилось после Большого Пожара, – его все время надобно от чего-то спасать, выручать из беды. Отсюда следует, что профессии спасателей являются по-первому необходимыми. Ты историю возьми: испокон веков, чтобы побыстрее и побольше убивать, люди готовы себе мозги вывихнуть и вагон денег истратить; убить, уничтожить не хитрость, а вот ты попробуй – спаси! Нас – пожарных, хирургов, морских и горных спасателей – раз, два и обчелся, к нам только те идут, у кого сердце к людям расположено, кто усвоил, что больше всяких денег и наград человеку хочется пожить на белом свете. Но не все люди это еще понимают. Возьми ту же самую историю: про тех, кто прославился спасанием, там и слова не найдешь, а вот про тех, кто губил народ, как чума

– на каждой странице: Александр Македонский, Цезарь, Батый, Атилла, Наполеон. И самое, как говорится, глупое, что чем больше человек погубил народу, тем он считается более великим. Но к тому времени, когда ты вырастешь и пойдешь в пожарное училище, люди разберутся, что к чему, и звание спасателя станет самым главным и почетным на земле.

Дед страстно любил философствовать на эту тему, свою концепцию он внушал еще мне, как только я «изпод стола вышел»; сколько себя помню, в нашем доме никогда не бывало пистолетов, автоматов и прочих подобного рода игрушек, зато уже в три года я знал, что такое огнетушитель, а в четыре спускал своего Буратино с третьего этажа на спасательной веревке. Соответственно были подобраны и книги. Библиотеку Дед, великий любитель почитать, собрал немалую – в основном после «выхлопа на пенсию». Главные сокровища хранились в отдельном шкафу, запиравшемся на ключ: специальная литература, стихи, газетные вырезки и книги, в которых так или иначе затрагивалась пожарная тема. В шкафу имелся «позорный ящик» с картотекой на известных поджигателей: на Герострата, на Александра Македонского, который ради каприза своей любовницы сжег город, на императора Нерона за поджог Рима, на уважаемую Дедом, но совершившую непростительный поджог княгиню Ольгу, на татаро-монголов, графа Растопчина и даже, несмотря на мой энергичный протест, на Коровьева и Бегемота. Этот ящик Дед выкрасил в черный цвет, что символизировало черные деяния имевшихся в картотеке лиц.