Большой пожар

В отличие от любительской киностудии, размещавшейся в другом крыле, над выставочным залом не было двух технических этажей: он представлял собой вытянутое метров на сорок в длину помещение, увенчанное прозрачной крышей из стекла. На стенах были развешаны около трехсот картин, в том числе ценные полотна мастеров XX века – дар местных коллекционеров, и десятка полтора этюдов знаменитых художников из передвижного фонда Третьяковской галереи. Основное же количество картин принадлежало кисти современных художников, главным образом местных уроженцев; эта часть выставки особым успехом не пользовалась, за одним исключением: картина Зубова «На пенсию?», ставшая «гвоздем сезона», привлекала массу зрителей, и, по слухам, ее собирались выдвигать на Государственную премию.

Теперь об одном очень важном моменте.

В нашем боевом уставе записано: «Основной боевой задачей личного состава пожарной охраны на пожаре является спасение людей в случае угрозы их жизни…» – и лишь потом все остальное: ликвидация пожара и, если потребуется, эвакуация материальных ценностей, имущества.

Черным по белому: в первую очередь – спасение людей. Даже не черным по белому – золотыми буквами!

Убежден, что найдутся люди, которые с возмущением спросят: «А если бы в выставочном зале находились „Сикстинская мадонна“ и „Боярыня Морозова“?» Разрешите ответить вопросом на вопрос: «А если вы сами будете во время пожара находиться в этом зале? Ваша жена, дети?»

Нелегкий вопрос и нелегкий ответ!

Наверное, с точки зрения потомков, да и не только потомков, но и наших с вами современников, в первую очередь нужно спасать полотна Рафаэля и Сурикова, а потом уже, если останется время, людей, по воле судьбы оказавшихся в галерее. Конечно, мировое искусство от этого окажется в чистом выигрыше: что ему до гибели безвестных людей, если Рафаэль и Суриков – бессмертны! Над погибшими поплачут, похоронят их и через поколения забудут; зато «Сикстинская мадонна» и «Боярыня Морозова» останутся жить.

Но возвращаюсь к своему вопросу. Какое чувство вы будете испытывать, точно зная, что вашими родителями, детьми, женой пожертвовали во имя интересов мирового искусства? Сочтете ли вы, стоя над свежей могилой, что свершилась высшая справедливость? Пожмете ли руки пожарным, которые поступились судьбами ваших близких ради спасения шедевров?

Как видите, вопрос заковыристый, куда, пожалуй, сложнее той задачки, кого сначала спасать – академика или простого работягу. Но для пожарного ответ однозначен: спасай человека! Пусть этот человек – самый и простой смертный, который никогда не создаст «Сикстинской мадонны» и не напишет «Войны и мира» (хотя и этого никак нельзя утверждать – мало ли безвестных будущих гениев погибло в огне пожаров?, но он тебе подобное одушевленное существо, и ты обязан сделать все, что в твоих силах, чтобы сохранить ему жизнь.

Таков Закон, вошедший в плоть и кровь каждого пожарного.

К тому моменту, когда Дед и трое его ребят прорвались в выставочный зал, огонь туда еще не проник – благодаря тому, что перед входом в зал находился небольшой вестибюль, уложенный декоративной плиткой. Но из-за прогаров в длинной, метров в тридцать, стене, за которой расположилась студия самодеятельных художников, задымление в зале было сильное; пройти же в дымящую студию можно было лишь через левую внутреннюю лестницу Дворца, по которой Головин пробился к этому времени лишь до восьмого этажа. Поначалу у Деда мелькнула мысль взломать стену и сбить пламя в студии из двух стволов, но он от этого соблазна отказался и, как выяснилось на разборе, правильно сделал: изза горящих ящиков с красками, рулонов полотна и всего прочего в студии создалась столь высокая температура, что через пролом в стене огонь ворвался бы в зал, как голодный тигр из беспечно открытой клетки.

По той же причине Дед отказался и чернить прогары: ударь по ним из стволов – и в стене могли бы образоваться дыры.

Оценив обстановку, Дед и принял единственно верное решение: немедленно эвакуировать находившихся в зале людей.

Между тем, благодаря счастливому обстоятельству – выставочный зал был закрыт для посетителей на санитарный день, в помещении находились всего лишь пять человек: две уборщицы, два полотера и руководитель самодеятельной студии Зубов. Со слов Ольги, которая покинула зал минут за десять до прихода Деда, у людей имелась возможность выбраться по винтовой лестнице на крышу, но Зубов об этом и думать запретил. Посулами, а потом угрозами он заставил людей снимать картины и подтаскивать их к окнам: он, мол, говорил по телефону с начальником милиции, а тот переписал фамилии и предупредил, что за гибель картин привлечет всех к уголовной ответственности.