Большой риск. Путешествие на "Таити-Нуи"

После почти двухчасового блуждания мы вышли в начале восьмого на открытую площадку недалеко от берега лагуны и увидели селение. По обеим сторонам широкой улицы расположились два ряда хижин. Большая часть из них была построена из плетней, сделанных из пальмовых листьев или бамбука, было несколько тесовых и каменных домов, крытых некрасивым ржавым гофрированным железок. Вокруг каждого дома был сад с кокосовыми пальмами, хлебными деревьями к роскошными цветочными клумбами. Безукоризненно чистая улица, посыпанная коралловым песком, казалась пустынной. Это меня несколько удивило, пока я не вспомнил, что сегодня воскресенье. Первым человеком, которого мы встретили, был статный полинезиец средних лет с красной набедренной повязкой. Он прогуливался в саду перед желтой бамбуковой хижиной. Увидев нас, он побледнел - очевидно, принял нас за привидения, настолько странно мы выглядели, - повернулся к нам спиной и собрался бежать.

- A tiai rii [5], - сказал я по-таитякски.

Он сразу же остановился. Выражение его лица свидетельствовало о том, что испуг медленно уступал место сильному любопытству.

- Ua Ite oe i te parau Tahiti? [6]- продолжал я, не надеясь получить утвердительный ответ.

Широкая улыбка озарила лицо мужчины, и на прекрасном таитянском языке он быстро ответил:

- Ты знал, к кому обратиться, Я единственный человек на острове, который говорит по-таитянски. Я выучил язык в молодости, когда служил матросом на таитянской шхуне.

Я кратко рассказал ему о том, что случилось с нами. Новость была слишком необычной, чтобы предназначаться только одному человеку. Он немедленно пустился вдоль улицы, дико крича, как мальчик-газетчик с последними экземплярами экстренного выпуска. Жители деревни, словно они только и ждали какого-нибудь происшествия, бежали со всех сторон. Скоро нас окружило не менее ста без умолку тараторивших мужчин, женщин и детей. Их язык напоминал полинезийский диалект, на котором говорят жители островов Туамоту, и поэтому я многое понимал. Некоторые из них немного понимали по-английски. То на таитянском языке, то на английском я объяснил им, что один из наших товарищей остался в пальмовом лесу, и попросил показать, где живет их вождь. Но все они были слишком заняты обсуждением наших особ и не спешили выполнить мою просьбу. Наконец тот первый человек, которого я встретил здесь, сжалился и взял меня под руку, но он привел меня прямо к себе домой, вместо того чтобы проводить к вождю. Я узнал об этом только тогда, когда он усадил меня на стул и поставил передо мной большое блюдо с жареной летучей рыбой и плодами хлебного дерева. Я пытался было возражать, но он прервал меня, коротко приказав:

- Молчи и ешь!

Соблазн был слишком велик, и, к заметному удовольствию моего хозяина, я с величайшим аппетитом набросился на вкусно пахнущую рыбу и плоды хлебного дерева. Если бы я находился на французском острове, то мне, конечно, предложили бы бутылку красного вина, но Ракаханга была английской или, точнее, новозеландской колонией, поэтому мне предложили чашку чая. В тот самый момент, когда я доедал последний плод хлебного дерева, прибыл посланец и коротко приказал мне следовать за ним. Он повел меня в конец улицы, к большому бетонному дому, где я встретился с Жаном и Хуанито. О них позаботились в других семьях и тоже накормили досыта. Через несколько секунд из этого дома вышел мужчина крепкого телосложения. По его полному достоинства виду и величественному взгляду, я понял, что это был вождь жителей острова. Звали его Турута. Он прекрасно говорил по-английски. Волнуясь и не теряя времени на длинные приветствия, которых требовал полинезийский этикет, я рассказал ему о нашем несчастье. С невозмутимым спокойствием Турута ответил:

- Я уже выслал несколько каноэ за вашим товарищем, а также и за покойным капитаном. Но мы не должны забывать и о вас. Пожалуйста, входите.

Я думал, что дом из бетона был конторой или канцелярией вождя Туруты, но, войдя вслед за ним внутрь, я, к своему удивлению, оказался в больнице. Мы не настолько ослабели, чтобы ложиться в больницу, хотел было я сказать, но вспомнил обо всех ранах и царапинах и послушно опустился на деревянную скамейку, на которую указал мне Турута. Лечение началось с того, что санитар, брат Туруты, достал бутылку и налил каждому из нас по маленькому стаканчику. Мы осторожно понюхали жидкость красноватого цвета. Это был коньяк! Мы разом осушили стаканчики и снова протянули их. Но санитар невозмутимо объяснил, что это единственная бутылка спиртного на острове, и поставил ее в шкаф с медикаментами. Мы пожалели, что не догадались притвориться очень больными. Следующая процедура была не менее приятной: мы приняли душ из цистерн, наполненных прохладной дождевой водой. В заключение санитар тщательно наклеил пластыри на все раны наших ободранных рук и ног.