Большой секрет Анаит

Оттуда — о ужас! — на Анаит смотрело кольцо с бриллиантом. Старомодное, массивное, оно поблескивало золотом и… ужасало перспективами.

— Анаит, милая, ты окажешь мне честь? Выйдешь за меня замуж? — проговорил дядя Ваграм с придыханием.

Анаит замерла, взгляд ее забегал между золотым кольцом и дядей Ваграмом.

Заметила, как у него на лбу выступили капли пота. Даже как будто неприятно запахло, так могло бы пахнуть от человека, который долго бегал и вспотел.

Потом она догадалась посмотреть на отца, сидевшего за столом напротив. Взглядом спросила: «Что же это такое творится?»

Родитель расплылся в улыбке, развел руками:

— Наконец-то свершилось! Как же я счастлив слышать эти слова, мой лучший друг и моя дочь-жемчужина сочетаются браком. Великолепная новость, давайте же за это выпьем!

Но дядя Ваграм не разделил его радости. Продолжал стоять на одном колене, спросил нетерпеливо:

— Анаит, милая, скажи же, что ты согласна!

— Она согласна! — тут же важно заявил отец. — По лицу видно — опешила от счастья…

И тут Анаит заметила, как дядя Ваграм облизал губы. По-жабьи тонкие, они еле проглядывались сквозь его густую, немного поседевшую черную бороду. Всего на секунду представила, как этот сорокадвухлетний старик ласкал бы ее своими склизкими губами так, как это еще недавно делал Соболь, и ее чуть не стошнило. Причем в буквальном смысле.

— Фу… — громко выдохнула она.

— Фу? — лицо дяди Ваграма вытянулось. — Ашот, что она такое говорит? Как это «фу»?

Отец побелел лицом.

— Подожди, Ваграм, дай поговорить с дочкой.

Неудачливый жених поднялся с колена, спрятал кольцо и упер руки в боки, стал наблюдать за тем, как отец Анаит бодро поднялся с места.

Секунда, и родитель пребольно схватил ее за руку, потащил в соседнюю комнату. Приставил дочь к стенке и зашипел зло:

— Ты как смеешь меня позорить? Достойнейший человек сделал тебе такую честь, предложил выйти за него, а ты кочевряжишься! Унижать его смеешь! Мы вернемся в гостиную, и ты немедленно извинишься перед Ваграмом!

— Я извинюсь… — тут же закивала Анаит, а потом принялась качать головой: — Но замуж за него не пойду, папа!

— Еще как пойдешь! — процедил он, сведя брови у переносицы. — Как миленькая пойдешь. Побежишь!

— Папа, я же не люблю его! — запричитала Анаит.

— Да какая кому разница, кого ты там любишь?! — развел он руками. — Сделаешь, как я сказал! Ты должна беспрекословно меня слушаться…

— Прости, но я не могу… — застонала Анаит.

— Не можешь? Не можешь?! — зашипел отец. — Да как у тебя только язык поворачивается говорить такие вещи мне? Мне?! Я тебя кормил, поил, обувал, одевал! Я тебя два года терпел, а ты…

Терпел.

Это слово врезалось в ее воспаленное сознание, как спорткар в бетонную стену на скорости двести километров в час.

А ведь и правда — всего лишь терпел. Едва-едва.

— Учти, — продолжал шипеть отец. — Если только посмеешь заерепениться, я заставлю тебя вернуть все, что на тебя потратил, а это огромные деньги! Я все подсчитал. Будешь полжизни вкалывать, чтобы мне все вернуть…

— Но разве содержать меня не твой долг? Ты же мой отец… — тихо проговорила Анаит.

И как только сказала это, в глазах родителя зажегся такой дикий огонь, что казалось, его голова взорвется. Напуганная взглядом отца, Анаит прищурилась, не заметила, как он замахнулся. Оплеуха прилетела так стремительно и неожиданно, что бедняжка не удержалась на ногах. Ее как ветром снесло. Секунда — и она уже лежала на паркете возле стены, чувствуя, как рот наполняется металлическим привкусом крови. При ударе правая щека слишком сильно врезалась в зуб.

Отец часто орал на нее — это да, но до сегодняшнего вечера никогда не бил. Абсолютно шокированная и деморализованная, Анаит полулежала на полу и смотрела в бешеное лицо родителя. Казалось, он готов был затоптать ее ногами, лишь бы добиться послушания.

— Ты сделаешь, как я сказал! Ты выйдешь замуж, и не смей вякать! Немедленно встань или я тебя за волосы подниму!

Анаит потихоньку начала подниматься и увидела, как отец снова стал замахиваться. Вся скукожилась, зажмурила глаза, ожидая нового удара.

Однако второй оплеухи не последовало.

Открыв глаза, она увидела рядом с отцом дядю Ваграма. Видимо, он поспешил на ее крик. Он перехватил занесенную руку отца.

— Достаточно, Ашот, — проговорил дядя Ваграм почти спокойным голосом. — Не надо ее бить… Такое хорошенькое личико синяки совсем не украсят.

И, наверное, впервые в жизни Анаит почувствовала к нему чистую, неподдельную благодарность.

А потом дядя Ваграм снова заговорил:

— Тебе же просто нужно время, да, Анаит? Звезда моя?

— Время? — переспросила она, поморщившись от боли в разбитой щеке.

— Конечно! — Он воодушевленно кивнул. — Время, чтобы свыкнуться с тем, что мы поженимся, милая… Я терпеливый мужчина, ты знаешь. Я тебя два года ждал и еще подожду. Сентябрь, как тебе, а?

— Сентябрь что? — снова переспросила она, не понимая, к чему он клонит.

— Ну как же? Сентябрь — месяц изобилия! Фруктов полно, овощей, бараны в сентябре самые жирные, отличное время для свадьбы. В сентябре лучше всего устраивать свадьбу, я читал, можешь мне поверить.