Большой секс в маленьком городе

Ну и что, что от меня несло? Я шел к богатству семимильными шагами. Кому какое дело, если раздраженные матери грозили капризным детям, что за ними придет Собачник? Какая мне разница, что меня выгнали с церковной службы и велели сидеть снаружи? Ну и пусть, что меня сторонились, что я стал современным прокаженным, который был бы вынужден звенеть колокольчиком для предупреждения, если бы передо мной не бежал мой запах. Я мог заплатить за собственное удовольствие. Мне не нужно было снискивать расположение самого себя. А если некоторые не желали, чтобы им платили за мое удовольствие, то деньги составляли мне компанию.

Мой матрас так распух, что через месяц нового режима работы мне понадобилась стремянка, чтобы залезать в кровать. Я испытывал большое удовлетворение, когда лежал там ночью, касаясь носом стропил, и слушал шелест банкнотов, когда ворочался, ворочался и ворочался, и мне снился столб денег, который когда-нибудь достанет до звезд. Иногда ночью мне виделось, что деньги — это огромная лестница, по которой я поднимался все выше, выше и выше, пока вся твердь небесная не засверкала у меня над ушами, а жалкие нищие на земле наверняка позадирали головы, чтобы подивиться на эту сверкающую в небесах новую великолепную планету, которую делают блестящей расстояние и богатство. Кому нужна лестница в небеса, когда можно построить свою лестницу из кипы денег?

Так это продолжалось до того дня, когда я рассекал по шоссе, намотав на запястье семнадцать поводков, мы сделали поворот — и кровь застыла у меня в жилах. Это не фигуральное выражение. Меня буквально как будто набили льдом. Кот тоже не казался особенно радостным.

Я всегда отдавал себе отчет в том, что это возможно, но мне столько раз везло, что я стал беспечным. В конце концов, кошки домашние животные, они лишь изредка отваживаются помучить кого-нибудь мельче себя в нижних уровнях леса, что, кстати сказать, очень похоже на людей. Они не будут торчать посреди шоссе на палящем солнце, если известно, что этот отрезок асфальта патрулирует свора собак. Как правило. Но этот кот не помнил о правилах и сидел на бетонном разделителе, вылизывая гениталии непростительно провокационным манером. Даже в тот момент, когда авангард моей своры поднял носы, нюхая воздух, я попробовал уговорить себя, что все обойдется. Не может быть, чтобы кот оказался так глуп и остался у них на виду. Кот должен убежать за спасением в лес. Он должен залезть на дерево. Возможно, случится небольшая кутерьма, но не более того. Я ошибся. Кот ничего не был должен, и «кутерьма» могла превратиться в нечто гораздо большее.

Кот выгнул спину и зашипел, когда собачья свора дернула вперед и потащила меня за собой. Вцепившись в путаницу ремешков, я удержался на ногах, но собаки не остановились и натянули поводки. Или, скорее, это я натянул поводки, наклонившись назад, а мои подопечные рвались вперед, и дорожные знаки с ограничением скорости ужасающе молниеносно проносились мимо меня. Кот оценил положение и, проявив первый признак разума, спрыгнул с разделителя и бросился бежать. К несчастью, он спрыгнул с нашей стороны дороги, с той стороны, по которой собаки теперь неслись со сдержанным достоинством и грацией набитого гиенами шарабана, объезжающего арену для боя быков. Кот не влез на дерево. Нет, этого кота понесло в столицу, и этот клочок меха во всю прыть летел по шоссе, преследуемый семнадцатью собаками, за которыми, присев, как водный лыжник, несся я. Ветер свистел в ушах, собаки лаяли, ролики с лязгом катились по гудрону, зубы стучали, а мир сузился до подмигивавших мне из-под хвостов семнадцати коричневых глазков, владельцы которых во весь опор мчались за котом.

Что ж, я привык отвечать за свои поступки. Я знаю свои обязанности и не имею желания перекладывать ответственность на чужие плечи. В конце концов, никто не заставлял меня выгуливать собак. Я условился, что буду их холить и лелеять. Я отвечал за них, за их благополучие. Но на скорости около тридцати четырех с половиной миль в час чувство долга становится весьма относительным. Чтобы спасти себя, я должен был отпустить поводки. Я и отпустил. И продолжал мчаться ничуть не медленнее, потому что кожаные ремешки запутались и перекрутились вокруг моих запястий. Я был связан с собаками, а собаки с котом, и мы неслись по шоссе уже со скоростью примерно сорок одна с половиной миля в час, причем скорость увеличивалась, а кот не ослабевал.