— Значит, говоришь, на обратном пути из Малаги тот толсторожий хмырь Люду уже не так сильно доставал… — задумчиво произнес Варяг, вернувшись к вчерашнему разговору с Гепардом о поездке в Испанию.
— Нет, после того как я с ним провел разъяснительную беседу, он вел себя смирно! — ухмыльнулся Гепард, уплетая яичницу. — А так клеился, боров, к твоей Людмиле всю дорогу.
— Ты уверен, что это мент был?
— Железно. Явно не спецназ и не из внешней разведки… По манерам и по повадкам вылитый мент в штатском. Хотя, надо признать, работал он тонко, ничем себя особо не выдал. Если бы не стал усиленно прикалываться к Людмиле в Гибралтаре, я бы ничего не просек… Похоже, он понял, что она намылилась куда-то слинять, и ему страшно захотелось составить ей компанию…
Варяг уже выяснил у Людмилы все подробности испанского путешествия, из которого она, сопровождаемая верным Гепардом, вернулась позавчера вечером — уставшая, перенервничавшая, но довольная тем, что выполнила важное поручение с честью. Бедняжка, она из-за этого гибралтарского банка даже не смогла толком насладиться красотами роскошной Андалусии, потрясающим морем и ласковым испанским солнцем. Но самое главное — то, ради чего она отправилась в дальний путь, выполнено. Гибралтарский банкир Тони Риварес — а вернее сказать, Анатолий Рыбкин, бывший казанский автомеханик, вместе с которым Варяг мотал свой последний срок в начале девяностых, а ныне управляющий офшорным банком Варяга, — выполнил важнейшую валютную операцию, от которой теперь зависела судьба многих намечавшихся в России. Судьба очень многих людей и судьба самого Варяга. Теперь оставалось только ждать сигнала, а заодно и убедиться, что деньги на сей раз благополучно дошли до нужного адресата.
После разговора с Виноградовым в офисе издательства у Казанского вокзала у Варяга остался какой-то тревожный осадок. Что-то смущало его в сложившейся ситуации: больше всего его беспокоило, что, вопреки договоренностям с Аркадием Неустроевым, «выкуп» в виде двух с половиной миллиардов долларов пришлось переводить в неизвестную ему компанию «Меч и щит», а не в горнодобывающий концерн «Диамант», о котором ему рассказал Неустроев. Но с другой стороны, Виноградов произвел на него весьма благоприятное впечатление. Интуиция подсказала: Александру Ивановичу можно доверять. Иначе бы смотрящий России ни за что бы не клюнул на убедительные доводы и не поддался бы на горячие уговоры человека, которого видел первый раз в своей жизни.
Он, конечно, покривил душой, когда с неподдельным изумлением выслушал рассказ Виноградова о тонкой афере со скупкой внешних долгов России… Варяг многое знал об этой тайной финансовой операции, ему даже определенным образом пришлось участвовать в ней по каналам своей американской компании «Интеркоммодитис», но тогда, когда она осуществлялась, в девяносто шестом и девяносто седьмом, у него не было и десятой доли того влияния и могущества, которое он обрел спустя два-три года…
В ту пору он вел упорную борьбу на многих фронтах против своих недругов в России, в Европе и в Америке, где разыгрывались нешуточные сражения, когда на карту были поставлены не только куски собственности вроде «Балтийского торгового флота», но и его репутация самого авторитетного лидера воровской России, которому приходилось чуть ли не каждый день подтверждать свой высокий авторитет.
Ему вспомнилась темная история с коварным предательством Шоты Черноморского, когда грузинский законник и его приспешники осмелились похитить смотрящего с большого воровского схода в Москве и четыре месяца продержали в каменном подвале на заброшенной стройплощадке… Только после недавнего разговора с Виноградовым Варягу вдруг пришла в голову блестящая догадка: уж не было ли то дерзкое похищение связано именно с крупнейшей внешнеэкономической аферой, которую обделали российские «олигархи» — уж не хотели ли инициаторы заговора против смотрящего попросту убрать его из игры, нейтрализовать на тот случай, если бы ему вздумалось самому заняться проблемой российских долгов и наложить свою руку на две сотни миллиардов долларов, фактически сравнимых с золотым запасом страны! Если так, то сам Шота, став безвольной игрушкой в руках околокремлевских интриганов, не ведал, что творил: он-то, дурень, мечтал заполучить в свои руки власть над воровским сообществом, а на деле просто слепо выполнял волю неведомых ему заказчиков и был в их руках мелкой сошкой.