Большой шмон

А может, все-таки слинять к едреней матери? Бабки в заначке есть, и нехилые, штук триста, а то и поболее, он уж и запамятовал, сколько там точно лежало у него в тайничке в тульской хате… С такими бабками можно в любой город в России, в глубинку куда-нибудь, во Владик, а то и вообще за бугор податься, хоть поездом, хоть самолетом… Залечь там на дно, в какой-нибудь Польше или Словакии, переждать тихо годик — впервой что ли для Витьки Карпова в бегах оказаться? Не впервой. Уже не раз бывало такое и раньше… И ничего, все путем. Где наша не пропадала!

Но, вспомнив о сказанных ему фраероватым ментовским генералом словах насчет суджука, на который его покромсают блатари, Витька опять засомневался. Не то что его этот генерал напугал, хрен ли ему генералов пугаться, но именно он сам засомневался. Потому как и сам грешным делом не раз рисовал себе в воображении такую вот малоприятную перспективу кровавой разборки с ворами. Уж больно дерзко он себя вел в последнее время, аж дух захватывало у самого… А как случилась с ним первая осечка, там, в Тольятти, с той девкой, как пришлось ему оттуда ноги уносить, так и засвербело впервые: а вдруг и впрямь найдут серьезные люди да на перо поставят? А теперь, когда ментура взяла его вчера в Переделкине на понт и хладнокровно постреляла его верных подельничков Мишку Гуся и Стасика Рыжего, — тут уж впору самому призадуматься. Слинять сейчас от Урусова — дело самое простое. И непыльное. Что, в самом деле, неужто он не сможет слинять из страны? Да это как два пальца… Купит себе загранпаспорт на имя Говнодавова Пахома Пахомыча, доедет до Бреста, там сядет на туристический автобус до Берлина — и ищи-свищи Витю Карпова по всей Европе…

Вот только будет ли он за бугром в безопасности, сумеет ли от братвы, от воров спрятаться? Воры ведь крысятничества не спустят, их не купишь, не задобришь — эти точно на куски порвут, суджук сделают… Ежели генералишка и впрямь слушок пустит по братве, что, мол, он, Витька Карпов по кличке Хорек, простой тульский пацан, под смотрящего России нагло косил, так ведь от воровской карающей десницы не спрячешься даже на Канарах… Ох, прав был Урусов! Надо соглашаться с его последним предложением. Поначалу-то генерал только прощупывал Витьку на вшивость, когда предлагал какого-то чмыря замочить. А когда понял, что Витька готов спасать свою шкуру, вывалил то самое, главное… Он еще, падла, два раза переспросил, понял ли Витька, кого ему в действительности мочка-нуть придется… Ну, блин, полный абзац! Самого Варяга, смотрящего России! Это же на что мент поганый его, Витьку, толкает! Самому себе смертный приговор подписать? Не-ет! Витька еще разумом не тронулся, он наотрез отказался от предложения: мол, ты меня, генерал, лучше сразу на тюремную парашу сажай, а я на такое дело не пойду! Но у Урусова был припасен веский аргумент, ничего не скажешь! «Варяг-то, — начал ему впаривать генерал, — все равно по официальной версии погиб месяц назад, сгорел в автокатастрофе. И труп его нашли, и протокол составили. И братва вся знает о гибели смотрящего, так что, считай, формально и по сути Варяг и так уже в гробу. А ты, Витя, только этому факту придашь юридическую убедительность. Какие к тебе претензии? Замочишь Варяга, да при этом так его труп обезобразишь, чтобы не опознали сразу, — сделай из его рожи отбивную котлету или на фарш поруби — главное, чтобы непонятно было, кого угробили! И тебе, между прочим, от этого максимальная выгода, потому как если кто и заинтересован больше всех тебя наказать да на куски порезать, так это сам Варяг, которого ты скомпрометировал… И мне этот живой Варяг тоже без надобности, — вдруг разоткровенничался генерал, — ведь я уж о его гибели доложил по начальству. А он, выходит, жив-живехонек. Нехорошо получается. Так что ты мне окажешь услугу, а я — тебе…»