Большой террор. Книга I.

В то время как под аккомпанемент широкой кампании публичных оскорблений происходили казни лучших военачальников Красной Армии, Сталин и Ежов нацелили НКВД на весь командный состав Красной Армии. 1 июля 1937 года были расстреляны комкоры Гарькавый и Геккер.[895] Были также расстреляны двадцать более молодых командиров в одном только Московском военном округе.[896] Было арестовано почти все командование Кремлевской военной школы.[897] Маршал Бирюзов так описывает свой приезд в штаб Иркутской дивизии, куда он получил в то время назначение по окончании Военной академии им. Фрунзе: «Прибыв в дивизию, штаб которой располагался в Днепропетровске, я застал нечто невообразимое. Еще в военной комендатуре железнодорожного вокзала мне было сообщено, что в данный момент в дивизии „начальства-то, по существу, нет“: командир, комиссар, начальник штаба, начальники служб — все арестованы».[898] Волна арестов прокатилась по Военной академии, которой до казни командовал Корк. Начальник политотдела академии Неронов был арестован как шпион. На некоторое время Академию принял Щаденко. Не проходило дня без ареста кого-нибудь из сотрудников, почти все преподаватели были арестованы.[899] Командарм Вацетис читал лекцию слушателям академии. После первого часа лекции полагалась короткая перемена. Когда перемена кончилась, комиссар курса объявил: «Товарищи! Лекция продолжаться не будет. Лектор Вацетис арестован как враг народа».[900]

Слушателей академии тоже хватали целыми пачками. «В служебных и партийных характеристиках появился обязательный пункт об активности в борьбе с врагами народа». Рекомендация Гамарника была достаточным основанием для репрессий. Репрессировались и те слушатели — а их было множество — которые пришли в академию из соединений, где были арестованы командиры.[901]

То же самое творилось и на периферии. В Киевском военном округе около этого времени было арестовано 600–700 командиров из «Якирова гнезда».[902] Генерал армии Горбатов[903] вспоминает:

«Вскоре в Киевский военный округ прибыло новое руководство. Член Военного совета Щаденко[904] с первых же шагов стал подозрительно относиться к работникам штаба. Приглядывался, даже не скрывая этого, к людям, а вскоре развернул весьма активную деятельность по компрометации командного и политического состава, которая сопровождалась массовыми арестами кадров. Чем больше было арестованных, тем труднее верилось в предательство, вредительство, измену. Но в то же время, как этому было и не верить? Печать изо дня в день писала все о новых и новых фактах вредительства, диверсий, шпионажа.».

Сохранился рассказ советского воентехника И. Т. Старинова, входившего в число тех, кто под руководством Якира (и Берзина) готовил засекреченные партизанские базы и обучал будущих партизан на Украине. В 1937 году все они были арестованы по обвинению «в неверии в мощь социалистического государства и в подготовке к враждебной деятельности в тылу советских армий». Старинова «допрашивали о выполнении заданий Якира и Берзина по подготовке банд и закладке для них оружия», как сформулировал это Ворошилов.[905] (Эти партизанские базы были уничтожены, а они, кстати сказать, очень пригодились бы в 1941 году, когда можно было бы воспользоваться ими вместо того, чтобы делать неудачные попытки их наново восстановить).

Командир 7-го кавалерийского корпуса Григорьев был вызван в партийную комиссию Киевского военного округа, где ему предъявили обвинение в связях с врагом. Затем ему позволили вернуться к исполнению обязанностей и лишь на следующий день арестовали.[906] Как мы видим, НКВД уже не чувствовал необходимости арестовывать старшего офицера немедленно после того, как обвинение делало его обреченным. НКВД, стало быть, не очень боялся каких-либо отчаянных действий со стороны военных, как об этом иногда говорят.

Террор не миновал даже ветеранов в отставке. Известно, что в Киевской внутренней тюрьме допрашивали генерала Богатского, известного героя гражданской войны. В свое время белые изувечили жену Богатского, ослепили его сына, а сам генерал потерял в бою правую руку. Теперь этого человека, которому было уже за шестьдесят, пытали новые палачи, Они прикололи ему к груди булавкой нацистскую свастику, вылили ему на голову плевательницу, пытаясь добиться признания, что генерал готовил покушение на Ворошилова.[907]

Командование Белорусским военным округом после казни Уборевича принял его «судья» командарм Белов. Но как только он прибыл в Минск, и у него начались тяжелые неприятности. 15 июля был арестован комкор Сердич (командир югославского происхождения), как принадлежавший к «гнезду Уборевича».[908] Белов предпринял неблагоразумную попытку защитить Сердича,[909] но уже 28 июля комкора расстреляли.[910]

Пока что Белова не тронули, и он продолжал беспомощно взирать, как шла дальнейшая бойня среди его подчиненных.

«САМЫЕ ДОВЕРЕННЫЕ»