Большой террор. Книга II

Философ-коммунист Георг Лукач рисует такую схему: «Сталин находится на вершине пирамиды, постепенно расходящейся книзу и состоящей из множества „маленьких Сталиных“. При взгляде сверху они — объекты культа личности, а при взгляде снизу — его созидатели и хранители. Без этого механизма, работающего четко и без перебоев, культ личности остался бы субъективной мечтой, патологическим фактом и не достиг бы социальной эффективности, которая сопутствовала ему на протяжении десятилетий».[944]

Сталин был окружен экстатическим поклонением. Один из делегатов XVIII съезда партии (1939 г.) рассказывал так: «В момент, когда я увидел нашего любимого отца, я потерял сознание. Долго гремело, не смолкая, „ура!“, и, очевидно, шум зала привел меня в чувство.».[945] И это довольно типичный пример. Есть целая литература, посвященная Вождю.

В стране был создан особый общественный климат, ибо опыт пережитого наложил отпечаток и на правителей, и на тех, кем они управляли. Население научилось покорности, молчанию и страху. После репрессий 1937-38 годов массовый террор уже больше не был нужен Сталину: заведенная им машина могла работать без особых дополнительных усилий. Относительное спокойствие, которое воцаряется в деспотической стране после уничтожения всех противников и потенциальных противников режима — такое же проявление террора, как сами убийства. Второе — продукт и консолидация первого: «создавая пустыню, они именуют сие миром» (Тацит).

Органы безопасности продолжали время от времени прочесывать страну, ударяя по всем подозрительным элементам. В 1940 году в Саратовской тюрьме по-прежнему содержалось по десять человек в камерах, предназначенных для одного или двух,[946] В лагеря отправлялось ежегодно до миллиона человек — на смену умершим, и мысль об этом ни на минуту не покидала умы. Но неистовство 1936-38 годов больше не повторилось. Одним массированным ударом стране перебили хребет и вырвали язык, после чего террор стал выборочным. Этого было теперь достаточно — тем более, что новый набор в исправительно-трудовые лагеря велся путем местных, ограниченных мероприятий, начавшихся в прибалтийских республиках и восточной Польше. Работа, на которую в России потребовалось все время с 1917 по 1939 годы, была выполнена здесь, на новых землях, по уплотненному графику — за два года (1939-41).

Помимо 440 тысяч поляков из числа гражданского населения, сосланных в лагеря, Советский Союз в сентябре 1939 года захватил около двухсот тысяч польских военнопленных. Большинство офицеров и несколько тысяч солдат были распределены по лагерям в Старобельске, Козельске и Осташкове, В апреле 1940 года там находилось приблизительно 15 тысяч человек, включая 8700 офицеров. С тех пор никого из них не видели, за исключением сорока восьми человек, которых перевели из лагерей в тюрьмы. В числе бесследно исчезнувших было около восьмисот докторов и более десятка университетских профессоров.

После вступления СССР в войну и подписания вслед за этим польско-советского соглашения, полякам, находившимся в советских лагерях, было разрешено выехать из Советского Союза и сформировать свою собственную армию на Ближнем Востоке. Тогда Польша передала советским властям списки солдат, которые попали в советский плен и не вернулись. В период между октябрем 1941 и июлем 1942 года посол Польши профессор Кот десять раз поднимал этот вопрос в беседах с Молотовым и Вышинским. Ему неизменно отвечали, что все пленные были освобождены. В ноябре 1941 года Кот встретился со Сталиным, и тот в его присутствии позвонил по этому вопросу в НКВД. Неизвестно, что Сталину ответили по телефону, но он, ничего не сказав, перешел к следующему пункту беседы и не пожелал больше говорить о военнопленных.

Когда генерал Сикорский встретился со Сталиным 3 декабря того же года, ему было сказано, что недостающие польские офицеры и солдаты бежали, возможно, через границу в Манчжурию. Но Сталин обещал заняться этим вопросом и добавил, что если инструкция об освобождении поляков не была выполнена по вине офицеров НКВД на местах, то виновные будут наказаны.

В апреле 1943 года немцы сообщили об обнаружении массовых захоронений в Катынском лесу, под Смоленском, — там были найдены трупы расстрелянных поляков. Но через два дня советское правительство представило свою версию, по которой польские офицеры, якобы находившиеся в лагерях близ Смоленска, были брошены при отступлении и попали в руки к немцам. Данная версия резко расходится с тем, что говорили до этого Сталин и его подчиненные.

Правительства союзных стран не приняли советскую версию безоговорочно, но решили, что не следует поднимать шум, потому что главная цель — сплочение сил против Гитлера. Пресса западных стран, напротив, почти единодушно приняла версию советского правительства. Американская военная газета «Старс энд Страйпс» даже поместила карикатуру, смысл которой состоял в том, что гибель польских офицеров незаслуженно-де вменяется в вину Советскому Союзу.