Большой террор. Книга II

Каким путем пойдет дальнейшее развитие Советского Союза? Здесь можно выдвинуть несколько вариантов, но следует учесть (как напомнил итальянский социалист Пьетро Ненни), что нет никаких гарантий против повторения того, что произошло в тридцатых годах.

Милован Джилас пишет: «К сожалению и сегодня, после так называемой „десталинизации“, можно сказать то же, что и до нее: общество, созданное Сталиным, существует в полном — и тот, кто хочет в мире,[1038] отличном от сталинского, должен бороться».[1039]

Это, быть может, сказано слишком сильно. Но, тем не менее, нынешняя система правления в Советском Союзе, да и в других коммунистических странах, продолжает покоиться на монолитной партии, созданной Сталиным после подавления и всяческой оппозиции. Это еще не означает, что в любой момент должна или может произойти вспышка сталинского террора. Однако сегодня с большей чем когда-либо силой звучат слова коммунистки-мученицы и героини Розы Люксембург: «Без всеобщих выборов, без неограниченной свободы печати и собраний, без свободной борьбы мнений жизнь каждого общественного института замирает, становясь подобием жизни, в которой единственным активным элементом остается бюрократия. Более того, такое положение вещей ведет к одичанию общественной жизни».[1040]

В этих словах, сказанных о ленинском режиме, нет моральных доводов. Но Роза Люксембург смогла в них ясно предвосхитить все развитие советской страны — от революции до победы Сталина. Пока ее заветы не выполнены, Советский Союз будет страдать — в более или менее острой форме — хроническим недомоганием, достигшим критической точки в годы Ежова. Нам остается только надеяться на полное выздоровление. Признаком такого выздоровления был бы честный разбор прошлого — чтобы советские люди смогли свободно и досконально изучить события, о которых, рассказывается на страницах этой книги.

ПРИЛОЖЕНИЕ А МАСШТАБ ПОТЕРЬ

Точное число репрессированных в годы большого террора сейчас не может быть установлено. Обычно советские люди говорят о «миллионах жизней», разбитых сталинским террором, об «этом девятьсот проклятом годе, ставшем рубежом для миллионов».[1041] Примерные оценки, данные в главе 10, по различным причинам кажутся автору наиболее близкими к действительности. Мы можем быть, в общем, уверены, что они отражают действительный масштаб репрессий; их можно будет уточнить, однако, лишь после того, как откроются архивы НКВД.

Тем не менее по этому вопросу имеется немало данных. И не пытаясь вывести из них что-либо с точностью, для которой они не дают оснований, мы можем, однако, перечислить главнейшие соображения, следуя которым я пришел к моим оценкам.

Это удобнее всего сделать, распределив материалы по пяти разделам. Во-первых, следует рассмотреть число арестованных. Во-вторых, число приговоренных к высшей мере и тех, кто был уничтожен. В-третьих, число концлагерей. В-четвертых, смертность в этих лагерях. В-пятых, в дополнение, мы можем попытаться оценить потери от террора на основе цифрового материала последней советской переписи населения. Мне показалось наиболее целесообразным рассмотреть каждый раздел в отдельности, не предпринимая попыток связать их между собой. Степень, в которой они подтверждают друг друга, как и неясные области, проявляются при этом достаточно отчетливо.

1. АРЕСТЫ

1. Из подписанной Сталиным и Молотовым секретной инструкции от 8 мая 1938 года[1042] известно, что в тот момент «в местах заключения… не включая исправительно-трудовых лагерей и колоний» — т. е. в тюрьмах — находилось 800 000 человек. Все свидетельства совпадают в том, что скученность в тюремных камерах в 1937-38 годах была большей, чем в любой предыдущий период: миллион человек это, во всяком случае, минимальная цифра. Она совпадает с прямым наблюдением по камерам. В Бутырской тюрьме сидело около 30 000 заключенных.[1043] Если мы осторожно примем для остальных московских тюрем цифру 20 000 плюс число заключенных в тюрьмах Московской области, это даст в итоге 950 000 для всей страны: Московская область с ее девятью миллионами жителей составляла примерно 1/19 всего населения страны. Москва, конечно, не вполне типична. В ней был сосредоточен относительно высокий процент партийцев и работников госаппарата, репрессированных особенно сильно; с другой стороны, однако, рядовые граждане в столице преследовались, как показывают многие свидетельства, меньше, чем на периферии; в общем и целом эти два фактора уравновешивают друг друга. (В тюрьмах Ленинграда и Ленинградской области с населением примерно в 6 миллионов, в 1940 году сидело, по некоторым свидетельствам, около 40 000 заключенных).[1044] Цифра порядка одного миллиона заключенных представляется скорее заниженной по отношению к числу действительно сидевших по тюрьмам в 1937-38 гг.