Читаем Большой террор. Книга II полностью

За Булановым вышел на главный допрос сам Ягода. Голос его был изможденным и еле слышным. Запинаясь, читал он свое заявление по бумажке. Маклин пишет: «читал так, словно видел текст в первый раз».[647] Ягода подтвердил свою длительную связь с «правыми заговорщиками», датировав ее начало 1928 годом. В первый период этой связи он, дескать, снабжал Рыкова и Бухарина тенденциозными материалами из секретных архивов НКВД, материалами, которые-де использовались в целях антипартийной борьбы. Затем он покрывал заговорщиков: это он, мол, Ягода, действовал так, что правые и «право-троцкистский блок» не были раскрыты и ликвидированы до самого 1937-38 года. Он назначал конспираторов на руководящие посты в органах безопасности: Молчанова (по срочному указанию Томского), Прокофьева, Миронова, Шанина, Паукера, Гая и других. Он вошел в заговор с Енукидзе по захвату Кремля, и сотрудничество Запорожца в убийстве Кирова он тоже организовал по приказу Енукидзе.

Однако, когда начался перекрестный допрос, Ягода еще выказал некоторые остаточные симптомы сопротивления. Показания Буланова о попытках убить Ежова, сказал он, не верны в деталях, а лишь в существе.

Затем Вышинский обвинил его в шпионаже. Ягода ответил, что в этой деятельности он себя виновным не признает. Но признал, что покрывал в НКВД шпионов.

Вышинский: Я считаю, что раз вы покрывали их шпионскую деятельность, значит вы им помогали, содействовали?

Ягода: Нет, в этом я не признаю себя виновным. Если бы я был шпионом, то уверяю вас, что десятки государств вынуждены были бы распустить свои разведки.[648]

Это разумное замечание не удержало советских лидеров в дальнейшем от той же практики: обвинять руководителей органов безопасности в «сотрудничестве с империализмом». Даже теперь существует официальная версия (впервые обнародованная в 1953 году), якобы Берия долгое время состоял агентом британской разведки.

Рыков снова поднял вопрос о его «архиве». Ягода сказал: «Никакого архива Рыкова у меня не было». Буланов подтвердил свое прежнее свидетельство об «архивах», но когда Ягода предложил ему назвать хоть какой-нибудь документ из них, Буланов ответил, что не может. В конце концов Ягода презрительно, но многозначительно прокомментировал: «Во всяком случае, если архив и был бы, то по сравнению с другими преступлениями архив Рыкова — это пустяки».

Тут же вслед Ягода отказался признать, что покрывал меньшевиков.

Вышинский: Но вы-то, по крайней мере, эту даже самую незначительную роль меньшевиков покрывали?

Ягода: Я не смогу вам ответить на этот вопрос.

Вышинский: Позвольте мне предъявить Ягоде его показания в томе 2, лист дела 135. «Вопрос: вам предъявляется документ из материалов НКВД, в котором сообщается о меньшевистском центре за границей и об активной, его работе в СССР». Вы припоминаете этот факт?

Ягода: Да, я знаю, я только не смогу на это ответить здесь.[649]

В отношении «медицинских убийств» Ягода продолжал давать ответы, не вполне удовлетворявшие обвинение. Сперва он признал свое «участие в заболевании Макса» (Пешкова), но когда Вышинский стал нажимать, чтобы Ягода признал себя виновным «как вы сами выражаетесь, в заболевании Пешкова», он просто ответил, что даст объяснения на закрытом заседании. Вышинский спрашивал Ягоду об этом дважды— с тем же результатом. Окончательный обмен репликами выглядел так:

Вышинский: Признаете вы себя виновным или не признаете?

Ягода: Разрешите на этот вопрос не отвечать.[650]

Единственная разница между тем, что признавал Ягода, и формулировкой Вышинского заключалась в том, что первый просто говорил о своем «участии в заболевании», а второй — о виновности Ягоды в смерти Пешкова. Ягода либо намекал на то, что причинил смертельное заболевание ненамеренно, либо, более вероятно, что не признает главную вину вообще. Верна ли хоть одна их этих версий — вопрос особый.

Вслед за этим Ягода принял на себя убийство Менжинского и объявил, что неохотно, только по настоянию Енукидзе, стал участником убийства Горького. Когда в конце заседания Вышинский принялся перечислять все преступления Ягоды, поочередно спрашивая, виновен ли подсудимый в убийствах Кирова, Куйбышева, Менжинского и Горького, он не упомянул о Пешкове. Это было маленькой победой обвиняемого.

Затем задавал вопросы защитник Левина Брауде.

Брауде: Позвольте спросить, какими методами вы добивались согласия Левина на осуществление этих террористических актов?

Ягода: Во всяком случае не такими, какими он здесь рассказывал.

Брауде: Вы подробно сами говорили об этом на предвари-тельнодл следствии. В этой части вы подтверждаете ваши показания?

Перейти на страницу:

Похожие книги

1917 год. Распад
1917 год. Распад

Фундаментальный труд российского историка О. Р. Айрапетова об участии Российской империи в Первой мировой войне является попыткой объединить анализ внешней, военной, внутренней и экономической политики Российской империи в 1914–1917 годов (до Февральской революции 1917 г.) с учетом предвоенного периода, особенности которого предопределили развитие и формы внешне– и внутриполитических конфликтов в погибшей в 1917 году стране.В четвертом, заключительном томе "1917. Распад" повествуется о взаимосвязи военных и революционных событий в России начала XX века, анализируются результаты свержения монархии и прихода к власти большевиков, повлиявшие на исход и последствия войны.

Олег Рудольфович Айрапетов

Военная документалистика и аналитика / История / Военная документалистика / Образование и наука / Документальное
100 великих литературных героев
100 великих литературных героев

Славный Гильгамеш и волшебница Медея, благородный Айвенго и двуликий Дориан Грей, легкомысленная Манон Леско и честолюбивый Жюльен Сорель, герой-защитник Тарас Бульба и «неопределенный» Чичиков, мудрый Сантьяго и славный солдат Василий Теркин… Литературные герои являются в наш мир, чтобы навечно поселиться в нем, творить и активно влиять на наши умы. Автор книги В.Н. Ерёмин рассуждает об основных идеях, которые принес в наш мир тот или иной литературный герой, как развивался его образ в общественном сознании и что он представляет собой в наши дни. Автор имеет свой, оригинальный взгляд на обсуждаемую тему, часто противоположный мнению, принятому в традиционном литературоведении.

Виктор Николаевич Еремин

История / Литературоведение / Энциклопедии / Образование и наука / Словари и Энциклопедии