Большой треугольник! или За поребриком реальности! Книга первая

Как ни пытался прокурор Дручинин привязать мою фамилию к покушению, Вишневский на его вопросы отвечал, что человек, которого он видит перед собой, то есть Шагин, на станции в комнате не был, никаких разговоров в обсуждении убийства Подмогильного не принимал и его фамилия не называлась. Говорилось только, что Подмогильный мешает фирме работать, вследствие чего у них, Макарова и других, денег становится всё меньше и меньше. И хотя я с Вишневским знаком не был и разногласий поэтому у меня с ним не могло быть, я в протоколе написал, что эта очная ставка очень показательна, поскольку, если они и совершали покушение на Подмогильного, с которым я никаких дел не имел и которого лично не знал, то исключительно по собственной инициативе, что и следовало из материалов очной ставки. А деньги, о которых идёт речь, — это не что иное, как дань рэкетирам, которую фирма «Топ-Сервис» (учредители и в частности я) уклонялась платить.

Протокол очной ставки подписали Дручинин, я и Вишневский, а также Баулин и адвокат Вишневского. Этот протокол есть в материалах уголовного дела.

После жалобы В.Т. Баулина в ГПУ о том, что в РОВД на меня оказывается физическое и психологическое давление, меня в РОВД более не вывозили, а дальнейшие следственные действия проводились в следственных кабинетах изолятора временного содержания.

Именно там по утрам, за час до прихода моего адвоката, меня стали посещать Полищук, армянин, человек с улыбкой, похожей на оскал собаки, и Саша по прозвищу Лом.

Армянин и Лом каждый раз приносили мне газеты, где рассказывалось о совершении мною всё новых и новых преступлений. А каждая статья всё так же начиналась со слов «Гражданин Российской Федерации Шагин И.И…»

В газетные публикации добавились пресс-конференции Николая Яновича Азарова, который в то время занимал должность начальника Главной государственной налоговой инспекции Украины. Азаров говорил, что у Шагина были непомерные бизнес-аппетиты, и рассказывал о нападении на заместителя начальника налоговой инспекции, которое организовал Шагин, поскольку Калиушко не хотела отдавать ему НДС. Она получила двадцать ножевых ранений в ногу и умерла от потери крови.

— В преступном мире это «бок», — сказал мне Лом, — ты же уже ботаешь по фене?

Я смотрел на оперуполномоченного Александра (Ломатьева или как-то так) с недоумением. После чего он протянул мне руку — попрощаться. А когда я протянул свою, то вместо того, чтобы её пожать, он ударил своей ладонью по моей.

— Так прощается братва! — сказал он мне, после чего вышел из кабинета.

После того, как я переговорил с адвокатом, меня увели в камеру. Раков тоже побывал у «адвоката» — у него были пачка сигарет и несколько свежих газет, в одной из которых была статья, что именно я заказал убийство родного брата криминального авторитета Савлохова. Буквально в этот день (или на следующий) моей жене Ольге позвонила Мзия, жена Савлохова, и сказала, что они знают, что Игорь к этому отношения не имеет и что Борис (так звали её мужа) знает, кто убил его брата.

В другой газете Олин папа — украинский композитор Александр Иосифович Злотник — рассказывал, что к нему обратился его друг из МВД и сказал, что якобы Игоря посадили в камеру с бандитами убитого Князева, чтобы те над ним издевались.

— Он сейчас пиарится, — сказал Раков про Злотника. — Или пускай он даже хочет помочь, но впоследствии из-за таких статей тебя в тюрьме или на лагере зарежут. А тот человек — мент, который на это подбивает твоего тестя (я не был тогда ещё расписан с Олей), — прекрасно об этом знает. Дождись адвоката и передай своему тестю, чтобы он больше так не делал.

Я так и поступил, а мой адвокат рассказал мне, что Александр Иосифович с Фиалковским и Олей проводили пресс-конференции, где говорили, что знают меня с хорошей стороны и никогда не поверят тому, что печатается про меня в газетах. Владимир Тимофеевич сказал также, что по просьбе Злотника сам Иосиф Кобзон разговаривал обо мне с Кучмой, на что тот ответил:

— Вы слишком мало знаете!

В 2004 году были опубликованы так называемые плёнки Мельниченко, где Кучма говорит Кравченко: «Знаю я ту блядь мордату, ёбаный “Топ-Сервис”! Обложить ёго, як трэба, и разорвить!»

Через несколько дней мне было предъявлено обвинение в организации банды и заказе нескольких убийств (покушений на убийства). Обвинение состояло из одного серого листа, который не содержал ни времени, ни обстоятельств, ни мотивов вменяемых мне преступлений. Под номерами 1, 2, 3 и так далее был просто перечень того, что якобы совершил Шагин. В своих показаниях по существу предъявленного обвинения я указал, что не совершал инкриминируемых мне преступлений, таких как подстрекательство к убийству за денежное вознаграждение, не имел с указанными в обвинении потерпевшими никаких дел и даже не был с ними знаком.