Большой треугольник! или За поребриком реальности! Книга первая

— Я не знаю, — и у Долгополова щёки налились краской.

— Скажите: а у Шагина были акции в предприятии «Топ-Сервис Большевик Пак» или у предприятия, в котором он был акционером, которым руководил?

— Да, были.

— А где сейчас эти акции, Вы знаете?

Долгополов стал красный, как помидор.

— Я их переоформил на себя.

Из клетки по залу покатился смех — Лясковской пришлось сделать замечание, чтобы соблюдали тишину.

— Есть вопросы к свидетелю? — Лясковская посмотрела на меня.

Я громко сказал, что у меня нет. Мой адвокат замотал головой. Другие участники процесса также сказали, что нет. И Лясковская вернула свидетелю Долгополову паспорт.

Не оглядываясь, Долгополов направился к выходу. Зная достоверно, в том числе и от меня, что Макаров и его компания — это рэкетиры, и, как он сказал, выгода, которую они хотели иметь от предприятия, — это дань, и наверняка понимая, что его показания по этому поводу могут иметь если не существенное, то важное значение по делу и для моей защиты, в том числе от пожизненного заключения, он, процессуально говоря, прямо не подтвердил мою позицию.

Хотя сторона обвинения с учётом его со мной дружеских отношений, на которые он указал, очевидно была уверена, что он поступит иначе, и, наверняка, поэтому предоставила судье информацию, что его показания в мою пользу, если такое будет, — не что иное, как сделка в обмен на мои акции, которые он переоформил на себя.

Сам же факт переоформления акций, каким бы образом Долгополову ни удалось это сделать и что для меня стало полной неожиданностью, он не мог отрицать. Думая, например, что мой адвокат уже имеет подтверждающие документы, и передал их судье. И опасаясь также, например, что раскрывшаяся ложь обернётся полным недоверием к нему. И в частности или в том числе встречи его с Макаровым, на которых последний, подлавливая его в городе, по указанию или сам, пытаясь что-нибудь выведать, могут быть в будущем истолкованы каким-либо иным образом и против него. Долгополов, очевидно, понимал, что из двух зол должен выбрать наименьшее. И предпочёл не оглянуться в глаза, нежели потом оказаться за решёткой вместе со мной.

Но то, что Долгополов не рассказал полностью правду, а только вполне определённо охарактеризовал мои взаимоотношения с рэкетирами, могло как раз свидетельствовать об отсутствии между мной и им сговора.

И я не стал задавать ему вопросы, понимая, что теперь он будет защищаться и от меня, а любой его обман будет обращён мне не на пользу.

Долгополов не мог сказать «дань», возможно, в отличие от девочек-секретарей, уборщицы, главного инженера — бессребреников, как этих свидетелей называла моя адвокат, — боясь попасть под уголовную ответственность по статье «знал и не сказал», сначала о рэкете, который кто как не бывший сотрудник КГБ, мог предотвратить, а потом с таким следствием, если мои показания не будут признаны достоверными, о финансировании банды. И кто как не бывший полковник КГБ знал, что от свидетеля до обвиняемого и подсудимого один шаг.

А возможно, Долгополов боялся встречных показаний в суде Старикова и Маркуна, если им было на него что сказать. И не зная, что Стариков подтверждает сказанное мною.

А может быть, не подтвердить вымогательство, как начальника собственной безопасности, попросил его в бывшем директор, а ныне народный депутат Фиалковский, засвидетельствовать, что Долгополов, как и он, не знал о рэкетирах.

И предложил Долгополову и помог переоформить на него мои акции, чтобы на всякий случай иметь мотив, почему Долгополов признаёт мою правду, а не его, Фиалковского, предварительно получившего от Макарова дискету, о которой говорил Гандрабура, с моей, с его или с нашими фамилиями и распланированными «Топ-Сервису» преступлениями. Или дискету он получил от криминального авторитета, лидера Макарова — Фашиста, у которого Гайсинский был адвокатом. А через день после назначения прокурором г. Киева Гайсинский объявил о раскрытии дела «Топ-Сервиса». Или она была получена от самого Гайсинского или ещё кого-то — был ли Фиалковский заказчиком, у которого все мотивы, или заказчиком на дискете.

Пообещал или заплатил деньги «валить всё на Шагина». И когда нужные показания были даны или получены, написал заявление в СБУ, что его преследует Макаров, которого он не знает, но знает, что он находится в розыске, о чём рассказал моему адвокату водитель Фиалковского Валерий Чернопиский, присутствовавший недалеко при встречах Макарова и Фиалковского и также допрошенный СБУ. И таким образом избавился от дискеты — от его фамилии на дискете. Или от преступлений. И от Макарова и его компании. И от уголовного дела. От всего…

Версий, как и правд, можно было строить и могло быть много. Истину должен был установить справедливый, непредвзятый и независимый суд.

В зал был приглашён следующий свидетель.