Большой треугольник! или За поребриком реальности! Книга первая

Но поскольку Людмила была матерью-одиночкой с малолетней дочерью и ей так или иначе светило десять лет, а ещё потому, что я понимал, что МВД были нужны не показания Круть против Фиалковского, а предмет сделки, на которую бы Круть могла пойти как мой бухгалтер, уменьшая себе срок в обмен на нужные показания против меня, то я ответил, что в любом случае признáю подпись своей. На вопрос, кто же будет погашать кредит, я тогда ответил: «Опанасенко» (мне тогда было 32).

Если бы я в суде предоставил этот мотив как один из мотивов не подтвердить мои показания Демьяненко, Фиалковским, Драгуновым и если бы при оценке доказательств это было взято во внимание и повлияло бы на мнение суда, над Круть также бы повисла уголовная ответственность. А в лучшем случае могла бы оказаться испорченной её и так уже не очень счастливая жизнь.

В то же время суду было предоставлено достаточно доказательств неправдивости показаний Драгунова, Демьяненко и Фиалковского. Расчёт же Фиалковского, видимо, был на то, что я либо не узнаю об этой ситуации, а если и узнаю, то не пойду на то, чтобы посадить Людмилу в тюрьму.

Людмила Круть вышла из зала, и Лясковская до начала недели объявила перерыв.

За субботу-воскресенье я разыскал приглашённых Владимиром Тимофеевичем свидетелей, выступивших в мою защиту, и поблагодарил за поддержку в суде. Моему адвокату найти людей, работников предприятий, которые и могли бы, и не побоялись бы что-то сказать в соответствии с моей позицией защиты в судебном заседании, помогла Надежда Половинкина. Но до их выступления в зале я предпочёл с ними не разговаривать. И сейчас все были приятно удивлены, что я обладаю мобильной связью. Высказывали слова поддержки. Предлагали помощь. Светлана Кондратович отправилась собирать передачу.

Я не пытался поговорить с Драгуновым, Демьяненко, Фиалковским и Долинным. Я посчитал, что на их выбор, позицию, отношение ко мне, свою правду у каждого были свои причины. Надежда дала мне телефон Игоря Янковского. И я связался с ним, чтобы сказать ему спасибо. Игорь был рад меня слышать и спросил, не наговорил ли он лишнего в суде. Как он сказал, три года назад с моими показаниями бегал Фиалковский, указывая на то, что, если следователь будет спрашивать о рэкете, то показания по этому поводу могут мне навредить. Следователь определённый период времени не назвал, и он ничего не сказал. Когда же мой адвокат начал задавать вопросы, и так как вопросы задавал именно мой адвокат, он посчитал, что будет правильным как есть ответить на вопросы и рассказал, что знал, и мог бы ещё больше добавить, если бы я заранее его предупредил. Игорь также сказал, что буквально после моего ареста фирму, как он сказал, растащили по кускам. Что в здании на Гайдара, 6 не осталось даже стола. Долинный выехал с четвёртого этажа, забрал всё оборудование «Топ-Сервис Системс» и переоформил все государственные контракты и другие на новое, созданное им предприятие, арендовав офис на окраине города. Янковский сказал, что от Долинного ушёл и больше с ним не работает. И знает, что Фиалковский сразу подал на банкротство ООО «Топ-Сервис». Я поблагодарил Игоря за поддержку и поздравил с наступающими праздниками.

Я также по телефону нашёл Игоря Земскова, директора ЗАО «Топ-Сервис Молоко», одним из акционеров которого было АОЗТ «Топ-Сервис». И Земсков мне рассказал, что через некоторое время после моего ареста Фиалковский сказал заложить производственные площади предприятия, а деньги перевести на указанные им счета. Через несколько месяцев завод перешёл в собственность банка, а ЗАО «Топ-Сервис Молоко» объявлено банкротом. То же самое произошло с другими заводами, работавшими под торговой маркой «Топ-Сервис». И названная группа компаний де-юре прекратила своё существование (долг бюджета по невозвращённому НДС в общей сумме составил более 90 миллионов долларов).

В понедельник судебное заседание началось по расписанию. Лясковская проверила наличие адвокатов. Я поднял руку и, обратившись «Ваша честь», сказал, что хочу дополнить свои показания обстоятельствами моего задержания, применения недозволенных методов следствия, процессуальных нарушений при расследовании дела.

— Надолго? — она посмотрела на меня, а потом на часы, как будто планируя время рабочего дня.

— Тут немного, — показал я несколько десятков листов рукописного текста.

— Да, пожалуйста, — ответила Лясковская и начала шептаться с народным заседателем.

Находясь в СИЗО, я постарался в подробностях вспомнить все события с момента моего задержания, способы физического и психологического давления, как и методы произвола следствия и работников прокуратуры при фабрикации в отношении меня уголовного дела. И сейчас бегло со своими комментариями озвучивал их суду.