Большой треугольник! или За поребриком реальности! Книга первая

Кто не хочет возиться с самогонкой, пьёт бражку так. У кого нет ингредиентов или не позволяет здоровье, те пьют крепкий чай под названием чифир, заваривая три спичечных коробка чая на двухсотграммовую чашку. А кто не пьёт спиртное или чифир — просто лёгкий чай. Кто-то всей камерой делает торт из заранее переданных вафельных коржей со свободы и перемазывает их варёной сгущёнкой. Кто-то делает коржи, укладывая кругами печенье и промазывая, прокладывая и проливая всем сладким, что есть. А кто-то не делает торт. Кто-то накрывает праздничный стол, а кто-то нарезает то, что есть. Говорят друг другу поздравления, хлопают по плечам, обнимают, жмут руки и стучат кулаками дробью в стены, или задолго до боя курантов ложатся спать. Но у каждого, я думаю, все мысли и пожелания об одном: плюнуть на всю эту компанию и следующий год провести на свободе или дома.

С прогулки, немного помёрзнув, мы вернулись в камеру, где не было ни осени, ни весны, ни зимы, ни лета. Времена года в тюрьме различались в основном только температурой воздуха в помещении да стучанием и шелестом дождя за окнами по железным перекладинам и прутьям решётки. По одежде нельзя было с уверенностью сказать, какой сейчас сезон: кто-то ходил в фуфайке и летом, и на прогулку, и в камере. А кто-то — зимой в тренировочных штанах и банных тапочках на следственку.

Лагоша всё так же лежал на наре, смотря в потолок, или на локте вниз, смотря телевизор, иногда спускаясь сплести канатик из ниток распущенного свитера или носков, подмотать растрепавшуюся изоляцию кипятильника или смастерить новую печку вместо перегоревшей, Футболист и Тарас играли в нарды и смотрели негромко «Бис-TV», а я занимался всё теми же процессуальными делами — написанием жалоб и заявлений, — когда открылась дверь в камеру.

В камере появилась высокая неказистая фигура с налысо выстриженной головой, в банных тапочках, носках, тренировочных штанах, очень похожих на кальсоны, и грязно-белой тёплой футболке с манжетами и оттянутыми рукавами, выпущенной поверх штанов. В руке у него был полиэтиленовый кулёк. И за ним поломой (уборщик из осуждённых) занес скатку. Дедковский с недоверием из-подо лба осмотрел присутствующих. И его взгляд, миновав Футболиста, сразу же остановился на Тарасе. Потом медленно перешёл на меня, когда я встал с нары, сделал пару шагов вперёд и протянул ему руку.

— Всё в порядке, Славик, — доброжелательно сказал я.

— Ну ты и мутишь, папа! — как будто это я перевёл его к нам в камеру.

И предложил попить чайку.

Потом он познакомился с присутствующими и компанейски попросил Футболиста переместиться на верхнюю нару — по причине того, что ему приходится очень часто бегать к кормушке. На мой вопросительный взгляд, куда подевались спортивный костюм, кроссовки и полсумки разных вещей, которые дарил ему я и передавала Оля, он ответил, что раздал нуждающимся. Потом окинул ещё раз взглядом камеру:

— До хуя вас тут!

И на следующий день — в то время, когда он был на следственке у своего адвоката, — Сергея Футболиста заказали с вещами и забрали из камеры.

Дедковский сказал, что он в камеру не просился, а его попросил сюда заехать один очень хороший человек, но кто этот человек, он пока сказать не может. Что девочка-адвокат его больше не защищает, и ему очень стыдно, что так всё получилось в прошлый раз. Но она тут ни при чём — её саму подвели. И теперь его защищает другой адвокат. Когда я спросил у Дедковского, не этот ли «хороший человек» и показал ему ксерокопию заявления Руслана, которая к тому времени у меня уже была в камере, Дедковский вдумчиво перечитал эту бумагу и спросил, может ли он эту копию забрать себе. Я сказал, что, конечно, может, поскольку у меня есть ещё копии и оригинал.

Вместе с Дедковским в камеру снова пошёл поток тюремной почты. А часть наших передач, которые Оля уже передавала на всех сокамерников, в том числе и на качкá Тараса, которого братва обещала греть, но грела не очень, начала уходить на туберкулёзные камеры строгого режима. Дедковский рассказывал, что он сам болел туберкулёзом по прошлой судимости, точнее — во время отбывания наказания в лагере. И после того, как Дедковский сказал, что у него есть сестра Мирослава, которая находится в зоне за кражу, вопрос о его проживании в России отпал сам собой.