Большой укол (СИ)

— «Всплытие сознания», как говорят наши медики. Пока нет стопроцентного объяснения, почему он начал «мочить» этих четверых, но догадки появились. После допроса его жены.

— Жены?

— Ну этой нашей дуры, что мы с ним поселили. Маргариты Мастерковой.

— И что?

— Она, в общем, оказалась воровкой по натуре.

— Что это значит?

— Мы же выдавали ей деньги на питание с тем, чтобы она покупала продукты получше, посвежее, поразнообразнее, с большим содержанием белка и протеина. Телятина, кальмары, креветки. А она, тварь, не удержалась, жаль, видите ли, ей было тратить «на этого борова» хорошие продукты. После таблетки «он жрал, что попало». Макароны, сосиски, картошку, перловку. Думаю, она сколотила небольшое состояние за эти месяцы. А как выясняется, химический состав сосисок и перловки крайне неблагоприятная среда для жизни наших лекарств. Толстяк начал усваивать значительно меньше их, чем нужно было для поддержания равновесия в сознании. Мастеркова думала, никто ничего не заметит, все–то постепенно прибавлялся, как было задумано, по схеме.

— Да, пожалуй, это похоже на объяснение, но надеюсь теперь…

— Что вы, Владислав Владимирович, что вы! Я не упомянул о двух новых поварах. Таблетки мы ему не можем навязывать. Но, с другой стороны нам легче, чем Мастерковой. Вместо перловки мы можем поставить ему на стол, например, фаршированного дурианами лангуста, а в этого зверя напихать все, что нам надо.

— И яйца кокотт с шампиньоновым пюре? — усмехнулся Владислав Владимирович.

— Да, и это можем, завтра же.

— Это вы хорошо придумали. И продолжайте придумывать, работать головой… Поймите, никакие усилия на этом участке чрезмерны. Он пока — наше главное оружие. Вы не представляете, каковы масштабы возможных потерь, если мы его выпустим из рук.

Роберт Игоревич лег по стойке смирно.

— Ладно, об этом все… Что у него с женским полом?

— Его обслуживают две буфетчицы.

— «Обслуживают»?

— Да, тут невольная игра слов, Владислав Владимирович. В этом, в половом смысле, он вполне ощутил себя Семенюком. Судя по докладам Мастерковой, постельная жизнь его была скудна. Впрочем, тут она действовала в рамках инструкции. Считалось, что каждый оргазм вызывает определенное сотрясение психической конструкции.

— А что же сейчас? Насколько я понимаю, его трясет по нескольку раз в день.

— Наши эскулапы пришли теперь к выводу, будто это, наоборот, полезно в данном случае. У медиков часто случаются повороты на сто восемьдесят градусов. Кроме того, нам его любовные открытия полезны и в другом отношении. Девочек я проинструктировал, и они ведут с ним что–то вроде игры.

— Какой еще игры?

— Ну, знаете, как с детьми… Эту ложечку съешь за папу, а эту за маму. Вот и они тоже завели что–то вроде натурообмена. Хочешь помацать чего–нибудь, сначала съешь сервелата полфунтика.

— Бред!

— Не скажите, работает…

Владислав Владимирович помолчал немного. переваривая поступившую информацию.

— Насколько я вижу, ситуация пока находится под контролем… Полным контролем.

В голосе говорившего был оттенок вопросительной интонации. Роберт Игоревич счел разумным промолчать. В ответ на это молчание шеф открыл глаза. Невидимого цвета зрачки впились в физиономию Роберта.

— Что означает ваше молчание?

Подчиненный вздохнул так глубоко, что зашевелился песок, лежавший меж сообщниками.

— Что означает ваше молчание? — В этом вопросе была слышна уже явная угроза.

— Я хочу быть честным до конца, — затараторил Роберт Игоревич, — собственно, как бы и ничего. Просто крохотная зацепочка, заусенец, шероховатость. Можно было бы не обратить внимания. Отнести на счет случайности, тем более, что потом все пошло по–прежнему, никак не отразилось…

— Я жду.

— Слово. Одно всего лишь слово. Он произнес его…

— Какое слово?!

— Коньюктивит.

Владислав Владимирович сел. В сидячем положении, особенно в сравнении с бледным, дряблым Робертом, он смотрелся живописно. Он глядел в сторону уже почти допылавшего заката.

— Коньюктивит?

— У одного из охранников, у Лубенченко воспалился глаз. Сам по себе. Так что формально ситуация нормальная.

— Кто его поставил с коньюктивитом в наряд?

— Да у него к концу наряда все только и проявилось. Если у человека глаз чешется, не значит же…

— Значит! — Владислав Владимирович поднялся. Роберт Игоревич немедленно тоже вскочил и встал рядом.

— В нашем деле все значит! Обвал начинается с песчинки… У нас все может начаться просто с чешущегося глаза Лубенченко.

— Сегодня же уберем.

— Не надо меня перебивать… И не надо убирать Лубенченко. Ни в коем случае. Пусть ситуация остается неизменной. Убрав его, мы можем навести на мысль… В общем, не трогать Лубенченко.

— Понял.

— Надеюсь, достаточно глубоко.

— Достаточно, Владислав Владимирович, достаточно!

— Езжайте туда немедленно. За фаршированных лангустов хвалю, а вот коньюктивит мне не нравится.

Владислав Владимирович быстрым шагом пошел к лестнице, ведущей наверх. Роберт Игоревич с тоской оглянулся на уже почти невидимое море и засеменил следом.

7