Читаем Большой укол (СИ) полностью

Большой укол (СИ)

— Послушай, Руми, а ведь тебе ведь тоже интересно узнать, что я шепчу на ухо этим ничтожным, когда отправляю их беседовать с принцем.

Секретарь помялся. Сказав нет, он слишком явно соврал бы, сказав да, проявил бы недопустимое свободомыслие.

— Впрочем, — султан достал из кармана зажигалку и поджег шифрованный листок, — думаю, ты догадался.

— Нет, высочайший, нет и нет! — искренний испуг вспыхнул в голосе Руми.

— Да? А я, мне кажется, догадался бы. Сопоставив кое–какие вещи. Но это — так. Тебя наверное, сильнее всего занимает, зачем я столь лет измываюсь над своим младшим и любимым сыном.

— Меня это не занимает, ибо вам не угодно, чтобы меня это занимало.

— Не лги. Власть моя велика, поэтому не нужно ее преувеличивать. Иногда она проникает даже в души людей, было бы безумием и подавлять их волю. Но было бы безумием считать, что какая бы то власть может помешать возникновению мыслей.

— Воистину так. Вы правы.

— В чем именно?

— Да, я задумывался, отчего такая неспра… такая странность: своим старшим сыновьям вы позволили все, разрешили жить так, как они пожелают. А младшего, самого любимого, заточили на этом плоскогорье, вдали от всех развлечений, удалив от него всех женщин, истребив самый дух женщины.

Султан усмехнулся.

— Ты имеешь в виду, что тут во дворце все до единого кастраты? Правильно. Настоящий мужчина всегда носит с собой не только мысли о женщине, но и ее дух. Ты умно сказал, Руми.

Секретарь поклонился. Султан продолжал размышлять вслух.

— Мужчина говорит самые обычные слова, но на них ложится женская тень, а раз она есть на словах, она рано или поздно проникнет в душу.

— Вы как всегда правы и любую, самую глубокую мысль, думаете еще глубже.

— Это правильно, что ты мне льстишь. А что касается твоего недоумения по поводу судьбы принца, то оно происходит от твоей тамильской глупости.

Руми снова поклонился и значительно ниже, чем тогда, когда его хватили.

— Вспомни, что дала моим сыновья свобода. Кишки старшего болтались по всем антеннам каирского аэропорта, средний похож на сгнивший банан. Младший, это все, что у меня есть и у него будет такое будущее, которое ты даже не в состоянии вообразить.

Секретарь стоял согнувшись в полупоклоне.

— А теперь вот что.

Руми выпрямился.

— Собери всех наших людей.

— Всех командиров?

— Всех, кто носит оружие.

— Кого нужно убить?

— Скажешь им и повторишь много раз, что убить надо большого, толстого человека, европейца. Очень толстого, очень молодого. Он будет заметен, он будет выделяться, у нас таких нет.

— Насколько он опасен?

— Этого им знать не нужно. Чем меньше они будут знать, тем легче им будет.

— В плен брать не нужно?

— В плен брать не нужно, ни в коем случае, это верный способ погибнуть. Стрелять без предупреждения. Если убьют кого–нибудь по ошибке, наказывать не стану. Стрелять в него сразу, как только он будет обнаружен. Где угодно обнаружен. В магазине, в баре, в церкви. Если он явится окруженный толпою людей, стрелять в толпу. Ты понял?

— Понял, господин.

— Теперь иди. Время у нас есть, но времени почти нет. Тех, кто охраняет дворец, я буду инструктировать сам.

— Ты полицейский, судя по одежде?

— Да.

— Ты давно служишь на острове?

— Да.

— Тебе часто приходится его видеть?

— Нет.

— Почему?

Насупленное молчание, каменные желваки на скулах, отсутствующий взгляд.

— Потому, что тебе не хочется его видеть?

— Нет.

— Потому, что он нечасто приходит?

— Да.

— Скажи, полицейский, тебе приходилось в него стрелять?

— Нет.

— А надевать на него наручники?

— Нет.

Левая щека полицейского слегка дернулась.

— Тебе мой вопрос показался смешным?

— Да.

— Понятно. А кому–нибудь из твоих друзей, сослуживцев, приходилось в него стрелять?

— Нет.

— А в камеру сажать?

— Нет.

— А он спрашивает разрешения, когда ему нужно явиться на остров?

— Нет.

— Почему же вы его пускаете?

Коп снова заиграл желваками.

— Потому, что вы не в силах сопротивляться?

— Да.

— То есть, он может придти, когда захочет и делать, что захочет?

— Д-да.

— Ты ответил неуверенно, то есть он не все может делать, не все, что захочет? Что например в его силах? Молчишь? Ладно, спросим по–другому. Он может ограбить банк?

— Нет.

— Не может, или не хочет? Или правильнее сказать, что он и не может, и не хочет?

— Да.

— А может, не может, потому что не хочет?

Полицейский задумался.

— Скажи тогда, он знает, что такое деньги?

— Нет.

— Что он будет делать, если их получит?

— Не знаю.

— А ему пытались платить?

— Не знаю. Нет.

— Чем же он питается, если он всегда без денег?