Большой вальс

- Ой, перестань поливать слезами свою премиленькую блузку. Достаточно, что все эти часы надо мной висела кислая физиономия Динстлера. Он так беспокоится, будто это его сын, носится с младенцем, как нянька.

- Внук, - подумала Алиса. - Ведь это его родной внук! Крепко же затянулся наш узелочек!

Она так полно и самозабвенно присвоила себе материнство Антонии, что мысль о подлинном кровном родстве новорожденного казалась абсурдной. Невозможно даже представить, что... абсолютно чужой мальчик станет через год называть её бабушкой, а бедного Йохима, своего кровного, горячо любящего деда - просто "дядей", а затем - "доктором Динстлером".

- Я шокирую тебя, мама? Перестань дуться. Просто мне хочется с самого начала все поставить на свои места. Я ещё достаточно молода и не испытываю потребности в материнстве. Думаю, что это не такое уж преступление. О Джоне Асторе я почти не вспоминаю - короткий и печальный эпизод, к чему травить душу невосполнимыми потерями. В конце концов он сам выбрал себе такую участь, - отказавшись от меня и от сына. Неужели ты не понимаешь, мама его самоубийство было пощечиной для меня, оскорблением! Астор бежал, позорно бежал от ответственности... - Антония взорвалась, вновь вспомнив пережитое горе.

- Версия о самоубийстве под большим вопросом. Скорее все - это несчастный случай, - тихо запротестовала Алиса. - Ведь знаешь, полиция иногда намного беспомощнее, чем хотелось бы думать...

Алиса, решив переменить тему, подсела поближе к дочери, сделав загадочное лицо:

- Сейчас расскажу тебе кое-что занятное. Ты слышала всю эту историю о Двенадцати бриллиантах Мазарини? Ах, что я - тебе же было не до этого! Ну, тогда можешь не читать газет, у тебя есть возможность получить информацию из первых рук.

И Алиса рассказала Тони о выставке в Парме и разразившемся там скандале.

- В ту ночь, когда у Лукки обнаружилась пропажа, я долго не могла уснуть, се думала, как помочь графу, и чем грозит полицейское разбирательство для всех нас. Артур прямо заявил, что чуть свет доложит комиссару о причастности к делу Ингмара Шона. И как некстати, ты же понимаешь, весь этот эпизод с Викторией - цирковые трюки, летающие над водопадом призраки, увлекшие внимание всех гостей... ну просто дурной рок. В такой ситуации можно было ожидать все, что угодно. Уж, во всяком случае, наша затея висела на волоске.

Антония, перебиравшая привезенные матерью газеты, обнаружила снимок, запечатлевший Викторию на руках у Ингмара Шона.

- Не понимаю, как это она умудрилась прямо сразу броситься в объятия циркача?! Шустрая, сиротка...

- Ах, нет, дочка, это случайность. Ингмар заговорил с ней после ужина, принимая за тебя, ведь вы были знакомы. Она поддержала беседу, потому что не знала, как следовало вести себя на твоем месте. Просто хотела быть вежливой в силу особых обстоятельств.

- Значит, она вообразила, что я позволила бы таскать себя на руках перед почтеннейшим обществом едва знакомому клоуну? Боюсь, у меня недостаточно развито чувство юмора, чтобы оценить эту шутку! - фыркнула Тони, но тут же взяла себя в руки, заметив, что любое упоминание о "дублерше" вызывает в ней бурю язвительного негодования.

- Ну, и чем ещё она успела отличиться в вашей "операции"? Надеюсь, мне не придется теперь скрываться от судебного процесса?

Алиса замялась, подбирая правильную интонацию. Ей не хотелось недоброжелательно отзываться о Виктории, но было слишком заметно, что именно этого ждет Антония.

- Она славная девушка... Помогает всем нам выкручиваться из щекотливой ситуации. Самоотверженно, и, я бы сказала, по-родственному.

- Ах, как же! Я и забыла, что Тори - моя племянница! Попрошу её потом называть меня "тетя Антония" и буду старательно учить хорошим манерам. Мам, ты привезла мой кофр с косметикой? Кожа здесь стала очень сухая. Говорят под монастырем известковый источник. Не даром все эти божьи невесты похожи на сереньких мышек.. Ладно, рассказывай дальше. Я с нетерпением жду развязки похождений моей чрезвычайно находчивой племянницы. - Антония, перебрав баночки с кремом, принялась накладывать на лицо питательную маску.

- Так вот, я маюсь в постели и вдруг - стук в дверь. Открываю - стоит на пороге Вика, бледная, как привидение, босиком и обеими руками зажимает подол ночной сорочки, будто голубя поймала. Делает шаг ко мне, разжимает руки и к нашим ногам выскальзывает то самое ожерелье, которое было похищено накануне у графа!

Антония перестала мазать лоб, изумленно посмотрев на мать.