Большой вопрос

— Спасибо. Содержание письма сводится к следующему. У нас теперь не спорят о том, будет или не будет коммунизм. Мы видим коммунизм, строим его собственными руками. Но коммунистическому обществу нужен и коммунистически воспитанный человек. В коммунизм морально уродливых людей не пустят. Это истина.

И вторая: новый человек с неба не свалится, его надо создать своими усилиями на своей родной земле. Каждый из нас должен работать над собой, все мы должны помогать друг другу.

И вот у меня возник вопрос: «Почему в нашей стране нет закона, который карал бы серьезным наказанием виновных в нарушении устоев советской семьи? Правда, в этой области всё сложно и противоречиво. И первая я подпала бы под действие этого закона. Ведь я сама виновата в разрушении своей семьи, я лишила семью ее цемента — любви, взаимного внимания… хотя формально как будто виноват Павел Павлович…»

— Скажите, — спросила Павлова, — в чем же вы лично находите выход?

— Надо сделать так, товарищ судья, чтобы среди всех нас, во всех наших общественных организациях царил дух недоброжелательности и презрения к тем, кто уродует быт, разрушает семью. Это очень помогло бы людям, которые, подобно нам, сбились с дороги, и которые, я уверена, могут вернуться на правильный путь.

Ольга Константиновна умолкла. Она не была довольна своими объяснениями. Не попросив разрешения у суда, она опустилась на скамью.

— Уточните, истец, причины, которые побудили вас просить о разводе, — обратилась Павлова к Великанову.

— Я еще раз прошу суд избавить меня от этого. Я не только истец, как вы назвали меня, но и… человек!

— Вы пришли в суд с определенными исковыми требованиями. Потрудитесь же обосновать их гласно.

— Воля ваша. Только я ничего нового сказать не могу.

Великанов посмотрел на жену и продолжал, понизив голос почти до шёпота:

— Мы перестали любить друг друга.

— Вы же слыхали, что заявила ваша жена, — заметила Павлова. — Она и теперь продолжает любить вас.

— Об этом я узнал здесь впервые.

— Очень плохо! — сухо заметил один из народных заседателей.

— Возможно, что и плохо. Но в вопросах любви не должно быть никаких принуждений. Причины, по которым мы стали отходить друг от друга, она назвала правильно: у меня появилась потребность в отдыхе, захотелось домашнего уюта. Но кому его создать, если Ольга Константиновна находится в таком же положении вечной занятости, как и я? Ей, конечно, не до меня. Я и требовать, конечно, от нее ничего не мог, язык не поворачивался. Самому взяться, — сам устал. А кому, понимаете, приятно, если нет разницы между заводской и домашней обстановкой?!

— Вы же руководитель, — улыбнулся второй народный заседатель: — взяли бы и вы: правили положение. И что это за оправдание: «самому взяться, — сам устал». Неверная у вас точка зрения, дорогой. Хотя вы и коммунист, но создание домашнего уюта и отдыха целиком перекладываете на плечи женщины. А почему? С какой стати? Вы устали. А она нет? На заводе она идет в паре с вами, а дома в паре с ней вы идти не хотите, пусть сама несет весь груз! Нехорошо, гражданин Великанов, не по-коммунистически.

— Поздно говорить об этом. Я полюбил другую…

— На сколько лет? — не скрывая иронии, спросила Павлова.

— Не понимаю вашего вопроса.

— Я спрашиваю, сколько времени вы намерены любить эту «другую»?

— Позвольте мне не отвечать на этот вопрос!

— Почему?

— В вашу обязанность, надеюсь, не входит обижать людей, которые пришли к вам за правдой?

— В нашу обязанность, гражданин Великанов, входит исправлять, поправлять и направлять людей…

— Я не преступник и в исправлении не нуждаюсь.

— А в направлении нуждаетесь! Мы, советские судьи, обязаны не только сказать «да» или «нет». Мы должны дать направление для дальнейшей жизни вам и вашей жене… А лично в вашем деле я многого еще не понимаю. Не понимаю, можно сказать, главного: почему вы оставляете жену, семью?..

— Сердцу не прикажешь.

— Плохому сердцу не прикажешь — это верно. А что если ваше сердце снова разлюбит и снова полюбит — третью женщину, что тогда? Что, если вы дальше пойдете на поводу у своего неустойчивого сердца?

— Вы плохо думаете обо мне.

— Я плохо думаю не о вас, а о вашем несерьезном отношении к очень серьезным вопросам… Ваша жена правильно напомнила простую советскую истину: в коммунизм уродов не пустят. А если кто и попытается пройти, тому беда: к нему будут относиться так, как мы относимся сейчас к ворам и другим преступникам, — с презрением, с ненавистью, с законной ненавистью.

— Я не такой уж плохой человек, гражданин судья…

— Возможно… Я даже уверена, что на производстве у вас всё отлично, а вот в быту?.. Заметив у себя в семье нелады, вы должны были, гражданин Великанов, устранить их совместно с женой, прийти к ней с советом, с помощью, а вы что? Устранились и пошли к другой женщине. Разве это хорошо?! Я не представляю себе, как можно рвать с такой женой, как ваша, да еще по таким ничтожным поводам, вернее, при отсутствии каких бы то ни было поводов.

— Но я же честно поступаю, по закону. Пришел сюда с просьбой…