— Для дворовой у меня особый подарок имеется, зима все-таки на носу! — вынул из пакета пуховой платок, молочно-белого цвета, — надеюсь понравится… Ну и, баннику, вот, передайте от меня… — последним подарком оказался обычный деревянный ковш, — между прочим, вырезал лично!
Ох, что началось, когда сосед замолчал. Дом задрожал, воздух вокруг них превратился в вихрь, дары на столе растворились, словно их и не бывало, а с потолка, как обычно, пыль посыпалась.
— Благодарствуем! — прогудели дружно Лукерья и Егорыч, — нешто в самом деле, нам гостинцы-то?
— В самом деле, вам! — радушно ответил Петр, — праздник, как-никак!
— Благодарствуем… — дрогнувшим голосом повторила клецница, — Конопатка, Крапивка и Ерошка поклоны шлют, дюже сподобились дары, дюже!
— Пожалуйста, очень рад, что удалось угодить!
— А то как же, нам, поди, годков сто, как гостинцев не перепадало! — сказала обиженно, — хоть служим исправно, долг исполняем, не гнушаемся черной работенкой!
Степка наконец, отмерла, сообразив, что последний камень, определенно в ее огород.
— Дорогие мои, так откуда мне знать было? — покаялась она виновато, — почему сами не сказали? Я бы тоже вам что-то приготовила!
— Негоже на дары напрашиваться, — фыркнула Евдотья, — чаво мы, потатуи какие?
— Зачем ты так, я ведь не со зла, а по незнанию!
— Мухоблуды токмо гостинцы у хозяев клянчут, — продолжала обижаться клецница.
— Полно тебе, — осадил ее Егорыч, — насупилась спозаранку, наче скареда! Сказано, не ведали барышня, про Михайлов день!
— А надобно ведать! Ничегошеньки, даже словечка не дождес-си ласкавого! А как варенички, так трескала!
— Ой-ой! Хвате любомудрить, разошлась, погляди! Нежели барышня со зла?
Степка залилась краской и вскочила на ноги.
— А у меня тоже подарки есть! Сейчас, принесу! — и убежала в спальню. Там, в углу, все еще лежали, замотанные в простынь, кое-какие, не разобранные до сих пор вещи. Она долго рылась там, пока, удовлетворенная, не нашла все, что хотела. Бегом спустилась вниз, запыхавшись уселась на место и подмигнув гостю заговорила:
— Лукерья, смотри, какие бусики красивые! Это между прочим, кошачий глаз редкого цвета! — и осторожно положила на стол комплект, некогда подаренный мамой и не разу не одеванный, состоящий из бус, браслета и серег, серого-голубого цвета, — красиво будет смотреться с новым платьем …
— Да-а-а? — протянула совершенно иным тоном Лукерья, — приглядно, приглядно…
— А это для тебя, Егорыч! — рядом с бижутерией положила мультитул, который шел в комплекте, когда она покупала системный блок, — а тебе, Конопатка, вот, кастет! — кастет Степке привезла из Тайланда подруга в качестве местного сувенира, — я правда не знаю, как ним пользоваться, но это тоже оружие!
— Совершенно верно, причем запрещенное! — поддержал хозяйку Петр. Женщина послала ему полный благодарности взгляд.
— А это тебе, Крапивка! — Степка положила на стол маленький хрустальный колокольчик, — я в какой-то книге в детстве прочитала, что домовые любят колокольчики… — она умолчала, что это тоже был один из подарков, некогда преподнесенный подругой. И вот остался последний дар, для банника. Помня, что он вредный, она опасалась, что может не угодить, поэтому добавила волнуясь, — вот еще, Ерошке… шляпа банщика… — эту войлочную шляпу она купила сама, лет пять назад, в поездке в Карпаты, уже и не помня из каких соображений, ведь даже в сауну никогда не ходила.
И вновь домик дрогнул, вихрем закружил воздух и загудел.
— Благостные дары, поклон вам, барышня! — поблагодарил Егорыч и подарки в ту же минуту исчезли. По волосам Степкиным ласково погладила Крапивка.
— Ерошке по нраву шапка, зазывает на днях баньку уважить, обещается ладненько натопить!
— Спасибо, постараюсь, — «фуф, пронесло, кажется, — подумала Степка, — вроде не обиделись…»
— Не держи зазлобы, хозяюшка, — тихонько шепнула Лукерья, — верно бает Егорыч, вздорная я баба…
— Да ничего, я не обиделась, — успокоила ее Степка, — только в следующий раз предупреди меня, если еще какие праздник наметятся.
— Так, десятого дня бокогрея именины у нас… — робко так, промолвила клецница.
— Десятого февраля, то есть, — перевел Петр, — он считается днем рождения всех домовых. И доможил и дворовых, все-всех.
— Бокогрей — это февраль, что ли? — спросила хозяйка.
— Как есть, как есть… — подтвердила охоронница.
— Это на каком языке? Не слышала даже…
— На древнерусском, Степушка.
— А остальные, как назывались? — женщина никогда ранее не задумывалась, какая у них богатая история. Надо же, даже месяцы иначе назывались!
— Январь — просинец, февраль — бокогрей, март- свистун, апрель — кветень, май — травень, июнь — изок, июль — грозник, август — серпень, сентябрь — ревун, октябрь — зазимник, ноябрь — грудень, декабрь — студень, — отвечал сосед, — но они так часто переименовывались, что еще много вариантов.
— Петр Ильич, а откуда ты столько всего знаешь? — удивилась Степка, — ладно Николай, тому по долгу профессии положено.