Болтливой избы хозяйка 2

Аука схватился за поврежденный глаза и зло заревел. Задрав голову вверх в победном кличе, побежал на лесника, размахивая лапами, от чего во все стороны полетели комки грязи, сухие листья и ветки. Гор выждал, когда тот подбежит поближе и бросившись под ноги, свалил врага мордой вниз, а сам уселся на спину.

— Он в своем лесу людей блудил, — пояснил чаур, пока не вмешиваясь в драку, — а когда те от голоду слабели, продавал кикиморам. Это его так наказали.

— Да ты плохой мальчик! — покачал головой Гор, попрыгав на спине ауки.

— Ау-у-у! — вдруг завыл тот, от чего лесник свалился со спины и уронил оружие, — а-у-у-у!

Мужики зажали уши, до того нестерпимым был крик ауки, Степка потеряла сознание, а Манара упала на пол клети и застонала, схватившись за голову.

Обрадованный таким успехом Аука открыл рот, закричать еще раз, да тут в пасть ему залетел булыжник, брошенный Митей. Аука закашлялся.

— Черт! — скривился Гор, поднимаясь на ноги и отнимая ладонь от ушей. По ней текла кровь, — че ж ты так орешь?!

Аука, тем временем, решил броситься еще раз. Лесник присел, мечом ударив по ногам, а саблей отрубил одну лапу. Аука закачался, однако устоял на своих двоих. Но сзади уже подскочил Никита и, вогнав топор в спину по самую рукоять, свалил врага наземь. Вдвоем с Гором они схватили поверженного за ноги и спихнули в яму, следом бросив отрубленную конечность.

— Так вот почему аука, мудила ты, крикливый…

Глава 52

«Красна битва храбрыми воинами»

Степаниде снилось, что она в первом ряду на концерте симфонической музыки. Полон зал, вокруг нее дамы и мужчины в вечерних нарядах, а она сидит в своем потрепанном свадебном наряде с грязью на лице и с сбившейся на бок фатой.

Что странно, в зале все спят. Уронив голову на грудь, или откинувшись на спинки кресла, похрапывая и сопя. Слагалица, недоумевая, что происходит, крутит головой во все стороны, и замечает, что льющаяся со сцены музыка чем-то напоминает назойливый комариный писк, а у ее лица крутится крупный комар. Она пытается отмахнуться, но руки словно онемели. И тут запястья обжигает от нечеловеческой боли, она вскрикивает и приходит в себя.

Реальность встретила тем же противным писком и болью в запястьях. Степанида застонала, выпрямилась, чтоб снять нагрузку с рук и открыла глаза.

— Едрена Матрена! — ойкнула и вжалась в столб.

Все спали! Митя, привалившийся спиной к сосне, на коленях держа биту. Гор, головой на пне. Никита, в обнимку с топором, огневик в паре шагов от избы, Матильда, раскинувшись в позе морской звезды на ступенях, Манара, носом в землю, прикрыв голову капюшоном. А вокруг них кишит полчище комаров, раздражая писком всю округу.

— П-пе-е-е-тя? — прошептала тихонечко Степка, пытаясь взглядом найти недостающего чаура. Ощущение, что произошло что-то жуткое, пока она была без чувств, щипнуло под ребрами. И в придачу самой так спать захотелось… — Петя?! — к величайшему облегчению Петр обнаружился лежащим плашмя в двух шагах от нее, словно полз к ней и недополз. От страха слиплось во рту.

— М-мамочки, вы чего спите, ау? — она хотела крикнуть, но от страха получился жалкий шепот. Она откашлялась и попыталась еще раз, — эй! Эй! Петя! Гор! Никита!

Ничего, никто даже не пошевелился.

— Петя! — закричала громче, в надежде, что лежащий ближе всех Петр услышит ее, — Петенька! Проснись! Ну пожалуйста, кто-нибудь?! — ноль реакций.

Но к несчастью, ее услышала комариная туча, до этого кружась вокруг ямы, с явным намерением залететь в проход. Они, как некая разумная субстанция, дружно развернулись в ее сторону и на миг замерли, — чего вылупились? — ругнулась Слагалица, борясь с отчаянием и зевотой, — пошли нафиг отсюда!

Но добилась лишь того, что комариная орда направилась к ней, угрожающе загудев.

— Ой, — подпрыгнула на месте Степка, — Петя! Петя! — вновь заголосила, — проснись! Ну, давай же! Это… как это… Рота подъем! — заорала на полную силу легких, — рота подъем! — Петя попытался поднять голову, но снова рухнул.

— Черт! Черт, что делать… Ох ты ж, жеванный торт… феи? — при ближнем рассмотрении, комары оказались… мелким человечками с быстро-быстро порхающими крылышками, серыми тонкими тельцами и большими хоботками.

«Феи» подлетели прямо к лицу и стали пищать еще громче, зависнув в воздухе. Степке бы отмахнуться да, руки связаны. Оставалось лишь трясти головой и визжать:

— Пошли вон от меня! Петя?! Гор?! Митя?! Да чтоб вас! Тьфу! Тьфу! — назойливые существа норовили залететь в рот, мешая ей докричаться хоть до кого-то.

И тут в голову пришла мысль. Изворачиваясь, не сильно напрягая пострадавшие руки, Степка стала опускаться на землю.

— Пошли вон! Вон пошли, я сказала! — ругалась она, вертя головой, — раптора на вас нет! — рухнув на пятую точка, уперлась кулаками в землю и вытянула тело, пытаясь ногой дотянуться до Петра, — тьфу, тьфу! — продолжала отплевываться от гудящей орды, почти ничего не видя.