Болтливые куклы

Один из приближенных слуг Дабу Реа проводил Хекки до самого выхода и там тихо сказал что-то стражам. Те молча кивнули, и Хекки, закутанный в теплый плащ из серой ткани (яркое не положено служителю Богини), без труда миновал высокую каменную арку.

Так, совершенно спокойно и даже прозаично, он оказался за пределами храма.

В первый миг Хекки совершенно растерялся — жизнь вечернего города мгновенно опрокинула на него кипучую волну запахов, звуков и образов. Но прежде, чем он успел прийти в себя, рядом с ним возник аккуратно одетый возница с длинным изящным хлыстом в руке.

— Извольте, юноша, пройти туда, — возница махнул в сторону маленькой крытой повозки, где мог разместиться лишь один человек.

Хекки послушно последовал за этим высоким и плечистым мужчиной, рядом с которым сразу ощутил себя ребенком. Он быстро забрался в красивую повозку, услышал, как с мелодичным стуком затворилась за ним деревянная дверца, и спустя мгновение оказался в глубоком тихом полумраке. Резные узоры на стенах повозки едва пропускали неяркий свет уличных фонарей и отсекали все лишние звуки. Хекки глубоко вдохнул и велел себе успокоиться. Он удобно устроился на мягких подушках, которыми был устлан пол повозки, и прикрыл глаза.

Цокали копыта лошадей, чавкала грязь под колесами, время от времени в щели-узоры проникали чьи-то возгласы и обрывки разговоров, смех, звяканье посуды из уличных едален, ароматы специй и жареного мяса… Хекки слушал эту музыку жизни, вдыхал ее запахи и пьянел без вина. Его сердце никак не желало успокоиться и стучать не так часто.

Свобода — вот она. Только руку протяни.

За годы жизни в храме Хекки многое забыл о городе, в том числе и то, какой он на самом деле большой. Повозка все катила и катила по улицам Тары, звуков становилось все меньше, и Хекки сам не заметил, как все же задремал на уютных подушках, приятно пропахших благовониями.

Проснулся он о того, что мерное покачивание прекратилось. А спустя минуту замок на дверце щелкнул и в повозку наполнила свежесть вечера.

— Прошу вас, — услышал Хекки. — Мы на месте.

Медлить он не стал. Чего бояться, когда уже все решено?

В доме сановника он на какое-то время лишился дара речи: там было так много позолоты, дорогих деревянных украшений с тончайшей резьбой и отделкой из камня, так много богатых тканей на стенах и ковров на полу… Хекки поймал себя на том, что идет раскрыв рот, будто последняя деревенщина, и решительно напустил на себя равнодушный вид. К тому моменту, когда он, наконец, оказался в покоях сановника Гао, на его лице уже вполне прочно закрепилась маска холодного спокойствия.

Таким и увидел его сановник — молчаливым, отрешенным и бесстрастным.

По крайней мере, Хекки хотелось так думать. Ведь на самом деле сердце его снова отчаянно билось о ребра, а дыхание так и норовило прерваться.

Сановник ждал его в глубине просторной комнаты, сплошь задрапированной ткаными занвесями и украшенной россыпью цветных ламп. Эти маленькие лампы на одну свечу были повсюду — свисали с потолка, стояли на полу, на невысоких комодах, прятались между слоев занавесей. Хекки мимолетно подумал, что ему очень хотелось бы жить в такой комнате… А потом он услышал негромкий и мягкий голос.

— Заходи, юноша, не стой на пороге.

Сановник был невысокого роста и широкий в плечах, но не толстый, чего больше всего опасался Хекки. Скорее просто округлый. Его домашнее платье отливало глубокими сине-зелеными красками и посверкивало серебряными нитями, а вся поза была такой расслабленной и мягкой, что казалось, этот человек излучает благодушие и глубинную уверенность.

Хекки склонился в поклоне и застыл так, ожидая разрешения поднять голову.

— Ну, полно, полно… — сановник похлопал по подушке возле себя. — Садись рядом. Обойдемся без церемоний. Не правда ли?

Хекки кивнул, быстро сбросил плащ с плеч и послушно опустился в самую гущу из россыпи подушек, сплошь покрывающих и без того ворсистый ковер на полу. Сам он рот раскрывать не торопился — понимал, что всегда успеет ляпнуть глупость.

Сановник мягко взял его за подбородок, а затем провел пальцем по щеке.

— Да, ты еще совсем дитя… Смелый маленький мальчик. Мне нравятся такие, — усмехнулся чему-то и вдруг вытащил из-за горы подушек мундштук с длинной трубкой, отходящей от курительного кувшина. — Ты пробовал аромат гоши? Да? Какой шустрый… Ну держи. Смотри не вдыхай слишком глубоко, а то потеряешь дыхание.

Дыхание! Да Хекки и так его давно уже потерял.

Он вцепился в мундштук точно нищий в огрызок хлеба и жадно втянул в себя ароматный сладкий дым. А затем еще раз. И еще. Спустя пару минут голова у него закружилась (не так, как от табака Атэ Хона, во много крат сильней!), а тело стало невесомым, точно воздух в небесном фонарике. Хекки и сам не заметил, как начал улыбаться, а затем и вовсе рассмеялся — легко и радостно.

То, что было после, он запомнил не очень хорошо: аромат гоши спутал его мысли, переплел ощущения. Но одно было бесспорно — когда действие чудесного табака закончилось, Хекки нашел себя совершенно счастливым. Уставшим, даже немного измученным, но счастливым.