Болтун

— Я обещаю тебе, что это будет путешествие без особенного смысла. Оно будет значить не больше, чем покер планирования в менеджменте. При желании сможем делать перерыв на кофе в придорожных термополиумах.

Она сказала:

— То есть, ты хочешь поразмышлять над тем, как нам остановить возможный приход богов в наш мир?

— Мне хорошо думается в машине. Возможно, будут в этом путешествии будут и функциональные части.

— И таким образом ты хочешь провести отпуск?

— Именно таким.

— Тогда я хочу послушать первую историю о Бертхольде прямо сейчас.

— Это выбивается из плана, — ответил я. Но, в сущности, сам мир выбивался из моего плана. Готовность к неожиданностям — один из важнейших инструментов, необходимых выдающемуся человеку.

Это убеждение прошло со мной некоторую условно большую часть моей жизни, я приобрел его в шесть лет, когда мой отец выстрелил себе в лицо у меня на глазах.

Будет хорошей идеей, подумал я, начать именно с этой истории.

Глава 2

Я с большой вероятностью родился в тот год, который принято считать началом дипломатической войны с Парфией. Мое биологическое существование (в этой итерации) началось, когда ненависть между странами стало возможно контейнировать при помощи угрозы ядерной войны, что без сомнения наложило некоторый след на мою ментальность. Все, что я буду рассказывать, может казаться тебе сюрреалистическим, похожим на фильм, чей режиссер дал своей фантазии абсолютную свободу, которая, как и все абсолютное, могла лишь навредить. Большинство моментов я постараюсь передать точно, поэтому ты можешь смело сказать себе «такова была жизнь в Бедламе». Мое детство не прошло в бедности, по сравнению с вековым состоянием Бедлама, поколение, к которому принадлежал я, застало изобилие. Необходимые в геополитических играх темпы наращивания производства обеспечили беспрецедентно низкий уровень безработицы даже в столь отдаленном и непривлекательном уголке Империи, как Бедлам. Далее я буду часто объединять под названием Бедлам страну и столицу, так как мы никогда не были озабочены самоназванием нашего края. Надеюсь, контекст позволит понять, о какой именно территориальной единице я говорю в каждый конкретный момент.

Ты, моя Октавия, росла во дворцах и загородных особняках, окруженная слугами и симпатичными тарелочками, в которых покоились достойные императорской дочери сладости. Я жил в пригороде Бедлама, который считался много престижнее, чем сам город, и все же моему дому никоим образом нельзя было сравниться с твоим. Но между нами не было разницы. Дети — чудесные существа, они не понимают целого. Лишенный возможности сравнить Бедлам с Империей, я был убежден, что моей жизнью живут все или почти все. Я не сомневался в том, что и ты живешь, как я, моя Октавия, не сомневался в том, что у тебя на завтрак те же хлопья с клубничным молоком, а спишь ты в комнате по размеру не превышающей мою.

Вокруг меня было большое количество людей много беднее, много несчастнее меня. В контексте того времени и того места, где я появился на свет, мне действительно очень повезло.

Моя жизнь была безукоризненной. У меня были мама и папа, сестра младше меня на два года, пес по имени Оттон, а так же некоторое количество карманных денег на жвачку и карточки со знаменитыми спортсменами. И хотя спорт мне не очень-то нравился, карточки переливались, а люди, изображенные на них, не изменялись никогда. Словом все, что более или менее необходимо для счастья, у меня было.

Отец мой, судя по всему, действительно воевал в последней парфянской войне. Ему платили некоторую, не слишком крупную, но и не маленькую пенсию, которая была приятным бонусом к его немудреному делу. Он называл себя торговцем спокойствием, и работа его была почетной и одобряемой твоим народом, потому как облегчала управление нами. У отца был фургончик, в котором он удалял причины для беспокойства. Чаще всего они крылись в лобной или височной долях мозга. Отец занимался неблагодарным и предательским ремеслом, он делал лоботомию всем тем, чьи родственники признавались, что больше не могу сосуществовать рядом с этими несчастными людьми. Для дурдома, тем не менее, папины подопечные были недостаточно опасны. Твои собратья не спешили брать тех, кто угрожает лишь самим себе на содержание государства. Политика была простой — меньше варваров, меньше проблем от них.

Мой отец сокращал число проблем, а иногда и число варваров, потому как не все операции проходили удачно. Папа не имел никакого отношения к медицине, практически никто из нас не мог получить высшее образование, то что делал отец было ремеслом, которое, по большому счету, ничем не отличалось от сапожного дела или плотничества. Определенная последовательность движений вела к известному результату, только вот материалом были не кожа и не камень, а вместилище нашего сознания, которое, по самым неромантичным теориям, отвечает за все, чем мы, собственно, и являемся.