Болтушка

Садоводы умеют смотреть в корень, не отвлекаясь на всякую ерунду. Потому, наверное, что имеют дело с природой и еще с министерством сельского хозяйства.

— Это проще простого, Тонто, — заявил папа, когда я ему все рассказала. — Если ты туда пойдешь, ей будет хорошо, а тебе плохо. Не пойдешь — ей будет плохо, а тебе хорошо. Ты для меня важнее, так что я считаю, лучше тебе не ходить.

Я подумала про Аманду, как она там сидит дома со своим сердитым папашей.

Я представила, как просияет ее лицо, когда она откроет дверь и увидит меня.

Потом я вспомнила свой первый день в новой школе и подумала, что люди с таким характером, как у меня, просто не могут быть ничьими подшефными. Потому что, если мы раскиснем от всеобщей жалости, мы вообще черт знает что можем запихнуть кому-нибудь в рот.

Например, размокшее мыло.

Или грязные носки.

Или ящерицу плащеносную.

— Ты прав, пап, — сказала я.

Он кивнул и полез в холодильник за газировкой.

— Но, знаешь… я все-таки пойду.

Папа усмехнулся:

— Молодец, Тонто! Я так и думал.

Я же говорю, садоводы — люди простые. Что на уме, то и на языке.

— Никогда еще не был на вечеринке в честь общественной работы, — добавил папа. — Обожди, я мигом, только чистую рубашку надену.

В животе у меня заныло.

Хотелось бы надеяться, что садоводы умеют держать слово. Особенно насчет своего поведения на людях.

* * *

Когда Аманда открыла дверь и увидела меня, она остолбенела.

— Не подвезете на собрание? — спросила я. — А то папа уже уехал.

Ну да, знаю, получилось немножко театрально. Может, это у нас семейное.

Аманда просияла.

Мистер Косгроув тоже. Ну, что-то вроде.

Он почти перестал хмуриться и, когда мы подъезжали к зданию клуба, даже улыбнулся мне и сказал, что не надо нервничать, потому что все там будут ко мне добры.

Все и впрямь были страшно добры.

Аманда водила меня по залу и знакомила с людьми.

— Это Ровена Бэтс, — говорила она. — У нее проблемы с речью, но она успешно с ними справляется.

И все сочувственно кивали.

Где-то на пятом знакомстве я засунула в нос коротенькую сосиску, какие подают к коктейлям. Теперь было не так похоже, что я успешно справляюсь со своими проблемами, но они все равно кивали.

Когда Аманда заметила сосиску, она ее выдернула и испуганно оглянулась на отца. Но он ничего не видел, так что она успокоилась.

— Ро, — хихикнула она, — перестань!

— Только если ты перестанешь, — ответила я.

Аманда призадумалась. Но она ведь чуткая и понятливая, да и вообще хороший человек, так что довольно быстро сообразила, что я имею в виду.

Представляя меня еще каким-то людям, она просто сказала: «Познакомьтесь, это Ро», — а я поздоровалась жестами, предоставив им самим догадываться: то ли у меня проблемы с речью, то ли я работаю в аэропорту на взлетном поле, а там все так разговаривают.

Мы болтались по залу уже минут десять, когда я наконец-то вспомнила о папе. Огляделась по сторонам: вроде бы все спокойно, никто не скандалит. Папа стоял у стола с закусками, занимая разговором какую-то пожилую даму. Судя по движениям папиных рук и по выражению лица дамы, речь шла о том, как гусеницы плодожорки оставляют в яблоках свои какашки. Но, может, ей просто резала глаз папина ярко-оранжевая рубаха.

Аманда сжала мне руку и показала на сцену.

У микрофона стоял мистер Косгроув.

— Леди и джентльмены, — начал он, — добро пожаловать на первое собрание Ассоциации прогрессивных предпринимателей, посвященное молодежному движению «Добровольцы на службе общества»!

Мне стало смешно, потому что сейчас он не басил и не рявкал, а как-то поскрипывал и подвизгивал от волнения.

— У него проблемы с речью, но он с ними успешно справляется, — сказала я Аманде, но она даже не улыбнулась.

Не все знаки разобрала, наверное.

Тут я прислушалась повнимательнее и тоже перестала улыбаться.

— Теперь, — продолжал мистер Косгроув, — я попрошу наших юных помощников по очереди вывести на сцену своих подшефных и немного рассказать нам о каждом из них, чтобы мы все могли объединить усилия и сделать жизнь этих людей более интересной и полноценной. А начнем мы с мисс Аманды Косгроув!

Я посмотрела на Аманду с ужасом.

А она на меня — виновато. Потом взяла за руку и повела на сцену.

Все зааплодировали, а один человек одобрительно свистнул. Вот такой он у меня раскованный.

Целое море лиц уставилось на меня из зала.

Почти все смотрели сочувственно.

Кроме папы, который так и сиял от гордости.

И кроме других подшефных: однорукого дяденьки, паренька в инвалидном кресле, горбатой старушки и девчонки с металлическими каркасами на ногах. Эти со страхом ждали своей очереди.

И вдруг случилась странная вещь.

Когда мистер Косгроув отдал Аманде микрофон и спустился в зал, весь мой ужас куда-то испарился.

Ком в животе растаял, и, бороздя взглядом это море сочувствия, я вдруг поняла, что надо делать.

И я должна была это сделать, пусть даже Аманда потом отказалась бы со мной разговаривать.

Аманда откашлялась и жалобным голосом заговорила в микрофон:

— Леди и джентльмены, это Ро, сейчас я вам о ней расскажу…

Я похлопала ее по плечу. Она замолчала и уставилась на меня.

— Я сама расскажу, — сказала я руками.