Болты в томате. Правдивые рассказы

– А вот скажи мне, Нехорошев, командир самого лучшего отделения… – Веня внимательно посмотрел матросу в глаза, выдержал паузу, – …а, вот, ради любимого боевого командира трудно было надеть черные портки, а?

Радист стушевался, Веня махнул рукой и сказал:

– Вольно! Сесть!

А сам перед нами стоять остался.

Мы сели. Он расправил свои черные брови, как Чапаев усы, и начал с тяжелым вздохом рокотать:

– Вот что я вам хочу сказать, ребята! Тут до меня дошли слухи, что командир ваш, по вашему мнению…

Тут он перешел на рык, которым обычно перекрикивал тайфуны:

– …что командир ваш – мудак!!! И причины тому мне известны!!!

Тут он чуть сбавил обороты и продолжил:

– Я не хочу комментировать действия капитана второго ранга Попова… – Это он про командира «двойки». – Не хочу. Нет. У него свои планы. А у нас с вами – свои. И вот что я вам хочу сказать. Я – старый боевой морской волк. Я начал лейтенантом. А сейчас я перед вами в чине капитана второго ранга. И вот за всю службу мне так бывало больно в жизни, когда матрос, классный специалист, отличник боевой и политической подготовки, патриот своей Родины, морально устойчивый, комсомолец, получает увольнительную, весь напидарасится, нагладится, наодеколонится – и в город выйдет, а там ему попадется какая-то – вот, идет…

И Веня, со свойственной только его колоритной фигуре грацией, покачал бедрами, изображая «какую-то». В его исполнении это выглядело настолько комично, что, не смотря на всю нашу едва сдерживаемую ярость, вызвало у многих из нас невольную усмешку, но мы тут же постарались ее подавить. А Веня продолжал кривляться:

– …идет вот такая ему навстречу! И что происходит с матросом? С отличником боевой и политической? С классным специалистом? С комсомольцем? Он – весь вспотеет! Затрясется! Шишка – во!

Тут он сделал характерный жест, прижав руку локтем к штанам, выставив кверху кулак.

– Шишка – во!!! Глаза – зассанные!!! И о службе забыл на хуй!!!

Всё это было произнесено с такими грозными раскатами и одновременно с такой болью и горечью в голосе, что это почувствовал каждый: почувствовал его обиду за матроса и за похеренную им службу, – что сравнимо по значению на командирский взгляд с изменой Родине, если не хуже…

Веня перевел дух и сменил обличительную интонацию на отеческую:

– Вот что я вам хочу сказать, ребята. Вы все – мои любимые сыны. Вы все мне – как дети. И, если вы думаете, что своими разговорчиками и финтифлюшками дети могут папе нагадить и навредить, – тут он снова на мгновение повысил голос: – …то так не думайте!!!

Меня как громом поразило: Веня заранее знал всё! И про речи наши, и про чучело, и про грязные штаны радиста…

Веня продолжал нас колбасить:

– Вы, небось, сейчас вспоминали фильм Айзенштайна? Где офицеров за борт пачками выбрасывали? Вы этого хотите? Хорошо! Я готов это выслушать от вас. И если вы меня убедите, что это надо, мы, вон, со старпомом, капитан-лейтенантом Метейко сами за борт прыгнем. Это вам и замполит подтвердит, Иван Иванович. Так, замполит? Мы со старпомом – сможем! Но только перед тем, как вы откроете рот, я вам хочу сказать одно: когда у вас появятся мысли об этих самых… – Веня опять сделал танцующий жест бедрами и ручками, – …вот когда у вас возникнут мысли об этих самых, вы возьмите…

Веня снова повысил свой и без того рыкающий голос:

– Поверьте: проверено жизнью!!! …возьмите и представьте себе, как она сидит – такая прекрасная и замечательная, желанная! – представьте, как она сидит – и срёт!!!

Тут Венины децибелы стали зашкаливать:

– Как у нее говно!!! из жопы!!! лезет!!! Как у нее глаза!!! кровью!!! наливаются!!!

Шквал пронесся. Настала тишина. Веня одернул китель, дотронулся до кортика и сказал:

– Всё! Я закончил.

Скомандовал:

– Встать! Всем разойтись!

Мы встали, а он развернулся и быстрым шагом покинул столовую команды.

В столовой команды повисла гробовая тишина.

Мы остались стоять. Надо сказать, мы – обалдели! Никто не смел пошевелиться. Иван Иванович, замполит, тоже застыл как изваяние, потому что, хоть он и замполит и вся агитация и пропаганда на нем – но и он, по всей видимости, тоже слышал такую лекцию о семье и браке впервые в жизни…

* * *

Иван Иванович регулярно проводил с нами политинформации и беседы. Однажды заговорил даже на такую жизненную для всех тему как матерные слова и выражения в нашей разговорной речи:

– Доколе мы будем поганить язык ненормативной лексикой?

Он именно так и выразился – «ненормативной лексикой», и ему пришлось объяснить матросам, что таким красивым и научным термином обзывается наша простая матерщина. Беседа эта, как и все политинформации, проводилась в столовой команды. На ней присутствовал даже кок, матрос Караваев, высунув голову из раздаточного окошка.

– Какие люди были в революцию! – говорил Иван Иванович с пафосом. – Какая совесть! Какая порядочность! Дзержинский, Менжинский, Воровский…