Бом Булинат. Индийские дневники

На время я был избавлен от мучений, и несколько часов все было в порядке. Стемнело, автобус несся между холмами, на поворотах прорезая тишину ночи оглушительными сигналами. Сделали остановку в придорожной объедаловке, где все набрали ароматно дымящейся еды, а я, решив воздержаться, ронял слюну на пол. Проехали Манди, тут в автобус погрузилось несколько заспанных туриков, а с Джулианом началось тоже самое, что и со мной, и я уже не был одинок в своем несчастье. Спали, наверное, все, кроме нас двоих. Я сидел в напряжении, опасаясь каждой кочки, которых, к счастью, попадалось не очень много. Вскоре в животе началась настоящая революция, так что пришлось растолкать Кашкета. Объяснять ничего не пришлось, он все понял по моему лицу и принялся ломиться к водителю в запертую кабину. Мало того, что этот мерзавец долго не хотел открывать дверь, а когда в итоге отворил ее, не захотел останавливаться. Понадобилось куча времени, чтобы его уговорить, и он все же остановился в каком-то идиотском лысом месте около моста. Мы с Julian'ом выскочили из автобуса, разбежавшись по разные стороны дороги. Лучи наших фонариков хаотично резали темноту в поисках растительности. Только я сел в засаду, как автобус принялся моргать фарами и неистово сигналить, призывая обратно, но нам было все равно. Джулиану, видно, было совсем худо, после моего возвращения в салон его пришлось ждать еще минут десять. Спустя час я хотел опять ломиться в кабину и требовать остановки, но дверь сама распахнулась, и заспанный помощник водителя заорал во все горло «Дарамсал-а-а-а, Дарамсала-а-а-а!».

* * *

Нас высадили на темной дарамсальской остановке, горел одинокий фонарь, удушаемый стаей ночных мотыльков, стояло несколько такси, маленьких минибасов, со спящими внутри водителями. Три часа ночи, Дарамсала, до Маклеод Ганж[113], куда все направлялись, еще десять километров в гору, местный транспорт не ходит, так что таксисты – единственная наша возможность. Прекрасно это осознавая, они лениво просыпаются и заламывают цену вчетверо больше приемлемой! Пока Кашкет вел переговоры, я с Джулианом попивал найденный в его рюкзаке виски, не переставая радоваться скорому завершению пути. Вскоре все колымаги, кроме последней, разъехались отвозить более сговорчивых пассажиров. К нам подошли двое израильтян, также никуда не поместившихся, и мы впятером еле втиснулись в машину.

Маклеод Ганж спал – все было закрыто. На улице остались только собаки и коровы, жующие мусор. Ясное дело, что об отеле в такое время не могло быть и речи. Джулиан, правда, питал еще надежды, и нам пришлось отправиться на поиски рекомендованного ЭмСи места. Настроение было прекрасное, живот верно, на радостях, успокоился, спать не хотелось, а ночная неопределенность предвещала приключения.

Спустились по улице к единственному освещенному месту. Это была открытая галерея первого этажа какого-то гестхауса. Джулиан безуспешно пытался достучаться до ресепшена. Город спал, и было очевидно, что в ближайшие несколько часов ничего не откроется. Бросили рюкзаки в угол и расположились на мраморном полу террасы около лестницы, ведущей на второй этаж. Нашли розетку и вскипятили чайку. У нас был зеленый чай, купленный еще в Дели, а с собой мы всегда возили маленький кипятильник, железную банку с крышкой и два стакана. Я подключил колонки и плеер, а Джулиан обнаружил у себя пачку отменного печенья, и стало уютно, как дома. Кашкет и Джулиан засели за партию в шахматы, я заведовал музыкой и время от времени снабжал всех косяком. Под утро стало прохладно, так что нам даже пришлось поплясать под рэгги. Около пяти на улице появились редкие прохожие, в основном тибетские монахи в темно-красных тогах. Поравнявшись с нами, они расплывались в улыбке, и проходили дальше. Проснувшиеся индусы зазывали в свои гестхаусы за неприемлемую цену, на которую никто из нас не соглашался.

В семь начало светать. Из плоскости ночи, как на фотоснимке, стали проявляться очертания гор, долина и гнездящиеся на склонах домики. Мы постоянно бегали то на балкон дома, где сидели, то на поворот дороги, откуда были видны окрестности и ореол восходящего солнца, еще не показавшегося из-за гор. Несмотря на усталость, спать совсем расхотелось.

Уже совсем рассвело, и мы направились в центр и сели напротив двух первых открывшихся палаток с чаем, похожих друг на друга как две капли воды, а их хозяева, сочетавшие в одном лице все должности, были похожи как братья – оба с пузиками, в усах и клетчатых рубашках. Одна чайная называлась «Sunrise café» другая – «Moonlight cafe» под первым названием располагалась надпись, гласящая «Best chai in Asia», под вторым названием надпись «Best chai in India». Чай был одинаков в обеих. Взяв по стаканчику, сели на скамейку у дороги, греясь под утренним солнцем. Мимо сновали прохожие тибетцы. Молодежь лениво плелась по своим делам, старички монахи, перебирая четки, расплывались в улыбке и приветствовали нас так радушно, будто мы родственники самого далай-ламы.