Ну а главный герой этой странной церемонии, во время которой собравшееся дворянство будет наслаждаться сильными ощущениями, трепеща от страха, где же он? В задернутой занавеской ложе, чтобы укрыться от любопытных взглядов? Нет! Или, может быть, вы думаете, что он в кругу прекрасных дам? Заблуждаетесь! В обществе Артуа или Гюдена? Не догадались! С Жюли и хозяйкой своего дома? Ну что вы! Чтобы присутствовать на премьере "Женитьбы", "забившись в темный уголок", г-н де Бомарше пригласил двух священников - аббата де Калонна, брата министра, и аббата Сабатье. За два часа до начала спектакля автор обедал с ними вместе и за десертом Бомарше пообещал своим сотрапезникам, что "шуму будет хоть отбавляй". И добавил: "Я зачал свое дитя в радости, да будет угодно богам, чтобы я его родил без мук, беременность моя была не очень счастливой, и у меня уже начались первые схватки. Мне понадобится что-нибудь укрепляющее, а от вас я жду духовной поддержки при родах".
Но вместо того, чтобы давать ему последнее благословение, аббатам пришлось лишь отпустить грех тщеславия. Никогда еще в "Комеди Франсэз" пьесу не встречали такими воплями восторга. Зал откликался на каждую реплику и то и дело аплодировал во время действия, так что спектакль длился больше пяти часов. Такого триумфа никто не знал: пьесу играли потом подряд 68 раз, чего еще никогда прежде не случалось. 350 000 ливров сборов, 40 000 из них причитались автору; впервые (историческая дата!) театральная пьеса обогатила писателя. Но самое удивительное - комедия эта, оказавшаяся столь выгодным делом, предвещала и готовила 1789 год. На сей счет, как легко догадаться, и я уже об этом говорил, есть самые различные мнения. Писатели, как правило, ограничивают, если не полностью отрицают, историческое значение "Женитьбы". Однако не таково было мнение трех людей, которые сами создавали историю той эпохи.
Людовик XVI: "Если быть последовательным, то, допустив постановку этой пьесы, нужно разрушить Бастилию".
Дантон: "Фигаро покончил с аристократией".
Наполеон I: "Во время моего правления такого человека упрятали бы в Бисетр. Конечно, кричали бы, что это произвол, но какую услугу мы оказали бы обществу!.. "Женитьба Фигаро" - это уже революция в действии".
Между государственными деятелями и литературной критикой возникло какое-то недоразумение. Чтобы его рассеять, необходимо, как мне кажется, довести наш разбор до конца. Бомарше ни в какой мере не был революционером, но, без всякого сомнения, он приблизил революцию. Он прекрасно отдавал себе отчет и в том, какую "шумиху" поднимает постановка "Женитьбы", и в том, как велика власть некоторых слов, произнесенных с подмостков. Он знал также отрицательное мнение короля 6 пьесе и сделал все от него зависящее, чтобы его побороть. Это убеждает нас прежде всего в том, что "Женитьба" сознательный политический акт Бомарше. Он знал, на Что идет. Повторим еще раз: Бомарше прежде всего реформатор. Произвол, привилегии, правила, установленные в обществе, "возмущают его, но в своем отрицании системы он идет не дальше философов-энциклопедистов. Пожалуй только, в отличие от Вольтера, Монтескье или Руссо, у Бомарше был политический опыт, он, как говорится, попробовал власть на зуб, а значит, мог реально оценить и ее силу и ее слабость. Кроме того, благодаря своей американской истории он убедился, что и благородные идеи могут в конце концов воплотиться в жизнь. Недаром он всегда оказывался в самой гуще событий и первым бросался в бой.
Однако при всех этих оговорках надо еще раз подчеркнуть, что если Бомарше и отвечает в большой мере за 1789 год, год, когда его теории начнут осуществляться, то и речи быть не могло о том, чтобы он сделал хоть шаг дальше. 1792 год и 1793-й его удивили и возмутили. Когда историки и литературные критики начинают изучать Революцию, они берут ее в целом, будто события в ней скованы друг с другом, как звенья одной цепи. Наш картезианский ум пытается обнаружить механизм там, где чаще всего скрывается тайна.
Но, в отличие от Бомарше - государственного деятеля и гражданина, автор "Женитьбы" является бесспорно революционером, отсюда и "вся путаница, ибо его комедия выводит на сцену человека, его самого, который _существует_ постольку, поскольку он уничтожает установившийся порядок и перестраивает мир. Не будь в пьесе Фигаро, этого взрывного персонажа, мысли, заключенные в "Женитьбе", не были бы доходчивы. Я убежден, что как только зритель 1784 года понимал, кто такой Фигаро, он уже не мог ошибиться ни в том, что именно олицетворяет Альмавива, ни в злободневности всего произведения.
Принято утверждать, что "Женитьба" имеет своим истоком предисловие к "Цирюльнику". Разве Бомарше не уверял вас в этом, когда писал: