Бомарше

9 термидора, положившее конец массовому террору и воспринятое большинством граждан как счастливое событие, по странной прихоти судьбы только усугубило невзгоды Бомарше. В августе 1794 года "чернь" по-прежнему преследовала его семью. Эти невзгоды навлек на нее все тот же Лоран Лекуантр, который, сменив хозяев, обвинял теперь уполномоченного Комитета общественного спасения - о ирония! - в сообщничестве с Робеспьером и в том, что Бомарше вместе с _Неподкупным_ участвовал в расхищении французской, казны! Лекуантр изложил свои нелепые доводы с трибуны, и к нему прислушались.

Клеветнические наветы у нас в национальной традиции, точно так же как и глупость или, если угодно, легковерие слушателей. Если за это взяться как следует, "нет такой пошлой сплетни, нет такой пакости, нет такой нелепой выдумки, на которую не набросились бы" парижане.

По вине Лекуантра - или Базиля - Бомарше был вынужден прозябать два долгих года - вплоть до 5 июля 1796 года - в предместье Гамбурга. В своем далеком изгнании, после того как миновало несколько недель тоскливого, страха за близких - он ведь мог опасаться самого худшего, - Бомарше отнюдь не сидел сложа руки! Живя на хлебе и воде в затхлой каморке, он позволял себе единственную роскошь - тратиться на перья, чернила и бумагу. Писать, писать - он не знал иного средства, чтобы найти выход из самого безвыходного положения. Поэтому он писал день и ночь. Всему свету, но прежде всего жене:

"Подчас я задаю себе вопрос, уж не сошел ли я с ума, однако, обнаруживая последовательность, здравость своих суждений, которыми я пытаюсь, как это ни трудно, парировать все удары, убеждаюсь, что отнюдь не безумен. Но куда тебе писать? На какое имя? Где ты живешь? Как тебя зовут? Кто твои истинные друзья? Кого должен я считать своими друзьями? Ах, если б не надежда спасти дочь, сама чудовищная гильотина показалась бы мне слаще, чем мое нынешнее ужасное положение!"

Он писал англичанам, Питту, "осмелившемуся" конфисковать "его" ружья в Тервере и переправить их в Плимут. С помощью своих лондонских корреспондентов или, попросту говоря, агентов своей сети Бомарше довольно долго мешал англичанам наложить лапу на это оружие, вставляя тем самым палки в колеса британскому премьеру, которому только в июне 1795 года удалось купить эти ружья, правда, за бесценок. Но в 1795 году военное положение Франции уже выправилось, и ее арсеналы не были пусты.

Писал он, естественно, и американцам, прежде всего, чтобы напомнить, что они остаются его должниками. Среди этих писем или мемуаров есть забавное послание американскому народу от 10 апреля 1795 года. Если читать его внимательно, за нарочитой патетикой проступает филигранью ирония Фигаро. Когда Бомарше протягивает одну руку, другой он выделывает фокусы.

"Американцы, я служил, вам с неустанным рвением, в благодарность же не получил при жизни ничего, кроме горьких обид, и умираю вашим кредитором. Я вынужден поэтому завещать вам в наследство свою дочь, дабы вы дали ей в приданое то, что должны мне. Возможно, после моей смерти, вызванной несправедливостью других, против которой я уже не в силах бороться, моя дочь останется обездоленной, и, возможно, воля провидения в том, чтобы, оттянув ваш расчет со мной, обеспечить ей средства, коими она сможет воспользоваться, когда останется одна в полной нищете. Удочерите ее, как достойную дочь Государства! Она будет привезена к вам своей матерью и моей вдовой, не менее несчастной. Отнеситесь же к ней: как к дочери американского гражданина. Но если б у меня возникло опасение, что вы отвергнете мою просьбу то - поскольку ваша страна единственная, жителям которой я могу без стыда протянуть руку, что оставалось бы мне сделать, как не молить небо, чтобы оно даровало, мне здоровье на какое-то время, необходимое; для поездки в Америку? Неужто понадобится, чтобы, оказавшись среди вас, я, ослабевший умом и телом и уже неспособный отстаивать свои права, был вынужден просить, держа в руках оправдательные документы, чтобы, меня доставили на носилках ко входу, в ваши национальные, собрания и тут, протягивая тот самый колпак свободы, который я больше, чем кто-либо другой, помогал вам водрузить на голову, обратился к вам с мольбой: "Американцы, подайте милостыню вашему другу, чьи услуги во всей их совокупности не заслужили иного вознаграждения, кроме: Date obolum Belisrio". {Подайте обол Велизарию (лаг.).}