Бомарше

Следующий год станет для него решающим, но отнюдь не оправдает его надежд: его ожидал период двойного траура, провала в театре, неудачных сделок, судебных разбирательств и подозрений. Так начиналась роковая полоса в его жизни, продлившаяся несколько мучительных лет.

Но несчастье принесет Бомарше то, чего он не смог добиться в счастливые годы. Облитый грязью, покинутый, заключенный в тюрьму и разоренный, он увидит в этих испытаниях рождение своей славы.

Итак, в первые дни 1770 года Бомарше был всего лишь безвестным новоиспеченным дворянином, пожертвовавшим своим состоянием и снискавшим славу драматурга-любителя. Но пройдя сквозь горнило несчастий, он станет известным всей Европе, познает настоящую славу, власть над публикой и благоденствие. Когда люди будут говорить о его произведениях, то слово «талант» уступит место слову «гениальность».

Но до этих славных дней, которые, впрочем, тоже будут не вечными, ему еще предстояло пройти тягостный путь.

ЧАСТЬ ВТОРАЯ ВРЕМЯ ИСПЫТАНИЙ ( 1770–1775 )

Глава 16 РОКОВОЙ ГОД (1770)

1770 год начался для Бомарше вполне благополучно: репетиции «Двух друзей» в «Комеди Франсез» проходили успешно, премьера спектакля была назначена на 13 января.

Казалось, победа в процессе против Ле Сюера и Груля ему обеспечена. Бомарше был из тех, кто считал (или, по меньшей мере, уверяли в этом), что простой люд всегда вынужден уступать сильным мира сего, и изо всех сил старался быть в стане победителей, «быть молотом, чтобы не быть наковальней».

А у счастливого семейного очага на улице Конде любовь продолжала плести свои сети. Овдовев вторично, старый папаша Карон, несмотря на свои семьдесят два года, начал напропалую волочиться за юбками, и надо было держать ухо востро и не допустить, чтобы какая-нибудь шлюха затащила старика под венец. Что касается счастливицы Жюли, то, чтобы пересчитать всех ее ухажеров, не помешал бы калькулятор.

Г-жа де Бомарше вновь была беременной. Супруги радовались, что их маленький Огюстен, старательно делавший свои первые шаги, не будет единственным ребенком в семье. Со стороны Женевьевы Мадлены, не отличавшейся отменным здоровьем и уже приближавшейся к сорокалетию, было не очень осторожно допустить вторую беременность через столь короткое время после первой. А Бомарше был в тот период настолько занят, что надолго оставлял свою очаровательную супругу одну дома лежать в шезлонге, но, верный своим обещаниям, неизменно делил с ней постель по ночам. Дела отнимали у него много времени: не принося ожидаемых прибылей, Шинонский лес, тем не менее, еще лет пять-шесть мог оставаться выгодным вложением капитала. Появились перспективы новых коммерческих операций. В связи с этим Пьер Огюстен считал совершенно необходимым привести в порядок свои расчеты с Пари-Дюверне, которому вот-вот должно было исполниться восемьдесят шесть лет, и состояние его здоровья внушало серьезные опасения.

Но ничего нельзя было предпринимать до тех пор, пока «Два друга» не будут представлены на суд зрителей. Путь от улицы Конде до нынешней улицы Ансьен-Комеди (Старой комедии), где в ту пору размешался театр, как раз напротив кафе «Прокоп», был совсем коротким, и каждый день, иногда не по одному разу, Бомарше приходил в «Комеди Франсез», чтобы лично следить за репетициями; он навязывал актерам свое видение постановки пьесы, отличавшееся маниакальной дотошностью. Результат такого титанического труда не оправдал надежд автора: премьера провалилась, свист в зрительном зале раздавался в этот вечер гораздо чаще аплодисментов. Всем очень понравились слова одного из зрителей, произнесенные сразу после того, как упал занавес: «Это и правда банкротство, пропали мои двадцать су». А кто-то из злых шутников приписал на афише, висевшей у дверей театра, после названия «Два друга», — «автора, у которого вообще нет друзей».

Редко критика бывала столь уничижительной, так что Бомарше дорого заплатил за свое самодовольство и вызывающую манеру являться в театр на карете, хотя жил он от него всего в двух шагах. Гримм вынес свой приговор в наиболее оскорбительной для автора форме: «Лучше бы ему делать хорошие часы, чем покупать должность при дворе, бахвалиться и писать плохие пьесы». Это мнение разделял и Башомон, написавший 15 января 1770 года в «Журналь»: «Сюжет пьесы, негодный сам по себе, вызвал еще большее негодование из-за манеры, в которой был представлен», а Гримм свой первый критический отзыв дополнил злобной статьей: «Эта пьеса была бы замечательной, если бы не была столь скучной, если бы не была лишена естественности и правды жизни, если бы в ней присутствовал здравый смысл, и если бы г-н де Бомарше имел хотя бы немного таланта». В заключение Гримм процитировал четверостишие, автором которого, возможно, сам и был:

На драме Бомарше я умирал от скуки;
Там в обороте был огромный капитал,
Но, несмотря на банковские муки,
Он интереса не давал.