Маргарита, работавшая на соседнем станке, замурлыкала: "Когда любовь волнует кровь..."
Пьеретта подумала, что Филипп Летурно, должно быть, только что встал и лишь сейчас явился в контору.
Она остановила станок. Секретарша направилась к выходу, повторив еще раз:
- К самому директору по кадрам... немедленно.
- Дать тебе губную помаду? - спросила Маргарита, стараясь перекричать грохот станков.
Глаза у нее возбужденно блестели. "А ведь и в самом деле начинается, как в "Признаниях"!" - подумала Пьеретта; она знала, что ее подружка прилежная читательница этого журнала. На мгновение Пьеретте подумалось, не придется ли ей защищать свое достоинство женщины и работницы. Но она не испытывала никакого беспокойства; вчера на балу она разглядела Филиппа Летурно, и он не внушал ей ни малейшего страха.
Здание конторы, находившееся в самом центре Клюзо, стояло напротив ворот фабрики, отделенное от нее неширокой площадью, и представляло собой весьма красивое строение из тесаного камня; приезжие нередко принимали его за городскую ратушу. Они не очень ошибались: с 1818 года, то есть со времени основания фабрики, и до 1934 года мэром города всегда бывал или сам фабрикант, или директор фабрики.
Около крыльца конторы резко запахло хлоркой, которую употребляли для дезинфекции; этот едкий запах связывался у Пьеретты с воспоминанием о том дне, когда она впервые, робея и волнуясь, явилась сюда в качестве рабочей делегатки. Да нет, это шло еще с детских лет. Ведь если рабочие говорили: "Надо идти в контору", значит, дело касалось очень важных вопросов: увольнения, готовящегося сокращения, хлопот о пособии, просьбы о выдаче вперед заработной платы; приходили сюда с протестом - такого бунтовщика обязательно заносили в черный список.
В нижнем этаже помещались бухгалтерия и касса. В первые годы работы на фабрике Пьеретте было неловко и даже стыдно стоять в очереди "за получкой", как будто она делала что-то нехорошее, продавала себя; чувство это совершенно исчезло, как только она стала активисткой в профсоюзе; теперь, когда она приходила на фабрику, у нее уже не было ощущения, что она продает свое время, свою жизнь, все свое существо, - нет, она шла туда, как на битву. У окошечка кассы она тщательно проверяла ведомость и расписывалась твердым и четким почерком.
Она быстро поднялась по каменной лестнице. На этот раз она не испытывала никакой тревоги, скорее была заинтригована и посмеивалась в душе. Она отворила дверь с матовым стеклом, на котором белыми эмалевыми буквами было написано: "Управление кадров", а ниже: "Входите без стука". В комнате стрекотала пишущая машинка, на которой печатала секретарша. В глубине, спиной к окну, сидел за письменным столом Нобле. Пьеретта направилась к нему.
- Вызывали меня? - спросила она.
Нобле вскинул на нее глаза и снова принялся писать.
Пьеретта сказала:
- Я пришла.
- Я вас не вызывал, - буркнул Нобле, не поднимая головы, и продолжал строчить.
Самая молоденькая из секретарш фыркнула. Пьеретта хорошо ее знала, они жили в одном корпусе рабочего поселка, знала также Пьеретта, что мать этой девицы занимается репетиторством - дает детям уроки катехизиса.
- Ты хочешь мне что-то сказать? - спросила Пьеретта.
Девушка вся вспыхнула и ничего не ответила. Пьеретта прошла в угол комнаты, где блестела покрытая лаком двустворчатая дверь с медной дощечкой, на которой было выгравировано: "Директор по кадрам". Пьеретта постучалась. Послышались быстрые шаги. Филипп Летурно отворил дверь и посторонился, пропуская Пьеретту.
- Прошу вас, мадам Амабль.
Пьеретта вошла. Филипп Летурно затворил дверь.
Комнату заливал солнечный свет. Пьеретта удивилась. Все знакомые ей служебные кабинеты АПТО представляли собой неприглядное зрелище: полумрак, грязные стекла в единственном окне, которое мыли лишь два раза в год весной и осенью, засиженные мухами стены, облупившиеся потолки.
Кабинет Филиппа Летурно занимал угловую комнату в три окна, солнечный свет весело играл на белых, недавно выкрашенных стенах, где сверкали яркими красками картины в светлых рамах.
- Садитесь, пожалуйста.
И Филипп Летурно указал рукой на так называемое "клубное кресло", поставленное наискось около его письменного стола. Пьеретта хотела было отказаться и сесть у стенки, где выстроились шеренгой деревянные стулья того казенного стиля, который царил на фабрике. Но тут же она спохватилась, досадуя на себя. Разве она, рабочая делегатка, не имеет права сидеть в "клубном кресле" в директорском кабинете?
Итак, она села в глубокое кожаное кресло, слегка выставив одну ногу вперед, а другую согнув в колене, держась, как всегда, прямо и положив руки на подлокотники. Потом она подняла глаза на Филиппа Летурно. Он сидел за письменным столом в кресле, обитом очень светлой кожей, - нечто весьма дорогое и шикарное. И тут же она заметила, что на письменном столе стоит ваза с букетом роз. Летурно торопливо переставил вазу, чтобы цветы не мешали им видеть друг друга.
- Вы удивлены, - спросил он, - что в кабинете фабричного администратора благоухают розы?