Бомаск

Подъем становился все круче. Красавчик по-прежнему пробирался под ветками, а Пьеретта подхватывала их. Иной раз ей приходилось прижиматься к нему. Она слышала теперь его тяжелое дыхание.

Внезапно они выбрались из леса и очутились среди гигантских папоротников, выше человеческого роста. Пьеретта прибавила шагу и обогнала Красавчика.

- Осторожнее, смотри, гадюка укусит, - крикнул он.

- Наш луг без гадюк, - шутливо крикнула она в ответ.

По мере приближения к гребню крутизна подъема уменьшалась. Чувствовалось, что там, за гребнем, лежит огромная лощина; ничто не указывало на её присутствие, но оно ощущалось так же явственно, как ощущаешь порой во сне, что ровное пространство, по которому ты бежишь, - не равнина, а плоскогорье.

Над невидимой отсюда лощиной высоко в небе парил коршун.

Коршун был очень крупный, и на нижней стороне его широко раскинутых коричневых крыльев отливали золотом светло-кофейные пятна. Он описывал круги, с каждым разом все уже и уже, и наконец испустил пронзительный крик, словно мяукнул.

- Это он пугает добычу, - воскликнула Пьеретта.

Должно быть, ложбина по ту сторону гребня была населена множеством живых существ. Пьеретта с Красавчиком бросились вперед, Пьеретта обогнала Красавчика.

Стебли папоротника хлестали их по лицу. И хоть хлестали они крепко, зато обдавали такой свежестью и таким резким запахом, что хотелось бежать ещё быстрее. Пьеретта по-прежнему неслась впереди. Заросли папоротника окончательно преградили им путь, и Пьеретта всей своей тяжестью нарочно рухнула на эту колыхавшуюся стену; она задыхалась от острого запаха папоротников; стебли медленно поддались, а она, смеясь, вскочила на ноги и побежала ещё быстрее.

Из-за близкого уже гребня поднялись вдруг три ворона. Коршун пошел на них и снова мяукнул. Потом три ворона и коршун исчезли за гребнем.

- Вороны всегда верх возьмут, - крикнула Пьеретта.

- Потому что они стаей летают, - крикнул ей в ответ Красавчик.

- Трусы! - крикнула Пьеретта.

Ближе к гребню подъем становился все более и более пологим. Они пробежали ещё несколько метров. Пьеретта и сейчас бежала первой. Достигнув гребня, она упала на низкую траву. Красавчик догнал её и упал с ней рядом.

Они лежали в низкой траве ничком, совсем близко, но не касаясь друг друга. И слушали, как постепенно становится все ровнее их прерывистое дыхание. Пот и кровь, разгоряченная бегом, жгли их, словно укусы целого полчища рыжих муравьев.

Ища прохлады, Красавчик зарылся лицом в траву. Вдруг он повернулся к Пьеретте и заметил, что, чуть приподнявшись на локтях, она внимательно глядит на него. Он нашел взглядом её взгляд, она не отвела глаз, и он увидел, как в них проступило безмерное смятение. Он потянулся к ней со смущенным и робким видом. Тогда она прижалась к нему, спрятала лицо у него на плече и почувствовала на губах соленый вкус пота, смочившего рубашку.

Коршун отбивался теперь от десятка воронов. Их яростные крики воинственно и гулко отдавались в небе. Черные и коричневые перья вперемешку, медленно кружась, как снежинки, осыпали сплетенные в объятии тела.

Красавчик привык к тому, что женщины медлят покинуть его объятья, удерживают его, когда он пытается потихоньку выскользнуть. Он нежно ласкал их, потому что очень любил женщин и был благодарен им за подаренную радость. Но как только проходила вспышка страсти, он начинал думать о постороннем: об очередной боевой вылазке, когда был в партизанском отряде, о клепке судового корпуса, когда работал на верфях "Ансальдо"; а в объятиях подруги мавританки в те годы, когда он перевозил мрамор из Карарры в Северную Африку, он думал о чудесном изобретении парусных судов, позволяющих моряку использовать силу ветра, чтобы идти против ветра. Ему тут же приходили в голову самые различные мысли, соображения, целые картины, словно он выпил большую чашку крепкого кофе. И все же он ласкал свою подругу, отвечал на её нежные речи милыми итальянскими словечками, называл её уменьшительными именами, а сам думал совсем о другом.

Но Пьеретта тут же вырвалась из его объятий.

- Солнце уже высоко, - сказала она. - Я обещала, что мы придем к десяти часам.

Она отряхнула травинки, приставшие к платью, а он все ещё лежал, сплетя на затылке пальцы, и с удивлением глядел на нее.

- Сын будет ждать, - пояснила Пьеретта.

Красавчик поднялся.

- Пойдем, - сказал он.

Ложбина, покрытая молоденькой травкой и мхом, мягко спускалась вниз, а за зеленой дубовой рощицей начиналась тропинка. Красавчик шел следом за Пьереттой. Она шагала крупным шагом, но так легко, словно летела на крыльях.

В рощице бежал ручей, и оба опустились возле него на колени. Пьеретта погрузила лицо в прохладную воду, затем выпрямилась и тряхнула головой. Во все стороны полетели мелкие брызги.

Бомаск глядел на Пьеретту. Впервые в жизни он чувствовал себя неловко. Он потянулся к ней, хотел обнять, но она мягко отвела его руку.

- Ты не сердишься? - спросил он.

Она улыбнулась ему сквозь дождь капель, стекавших по её лицу.

- А почему я должна сердиться? - ответила она вопросом.

Красавчик нагнулся к ручью.